//одной строкой

- життя в последнее время совсем уж бентежне и остро вызывает в памяти реплику моего любимого братика:
- У меня матрос вешаться пытался, а я ему конфет принес, он и успокоился <...>

- таксист (совершенно незнакомый) давеча без всякого предисловия принялся петь мне сагу о моих несомненных достоинствах и моей же роли в обществе. У него вышло, что я - Сильная Личность (тм) и умею Всего Добиваться (тм) (правда, он сказал "добивать" и мне страшно подумать, как он к этой-то мысли пришел), но(!) денег у меня не будет никогда(?..). Вот, сижу теперь смертельно оскорбленная как женщина, и пытаюсь осмыслить бесконечное разнообразие человеческого хода мыслей.

- в холле офиса вторую неделю откуда-то тянет ядерной смесью органических и неорганических удобрений. Если кто-то пытается намекнуть, что тут работают одни дубы сельскохозяйственные культуры, так так бы и сказал, чоуш.

- в рамках наведения назовем это порядком немного почистила ленту - в основном от неактуального (в разнообразных смыслах этого слова). Надеюсь, теперь назовем это порядка станет больше.

- (надевает фуражку Копетана Очевидность и забирается на табуреточку) Вот, казалось бы, прописные истины, которые триста лет знаешь. Ну там - невербальные сигналы в коммуникации не менее важны, чем вербальные и несут в себе довольно много информации; другое дело, что она не всегда имеет отношение к коммуникации собственно. Или - значение, вкладываемое в невербальные сигналы (и в вербальные тоже) обусловлено в том числе средой обитания, и одни и те же жесты и мимика на разных концах шарика могут обозначать абсолютно не связанные друг с другом вещи. И все это знание нифига не помогает, когда разговариваешь с человеком из другой страны и другой культуры, и ломаешь голову, пытаясь понять, это у вас с ним cultural differences или он тебя уже наябывает. (со стуком падает с табуреточки)

- периодически страшенно хочется поговорить на какую-нибудь абстрактную тему идут ли Слонопотамы на свист и почему не строем, а получается вместо этого только невнятно рычать и капельницы. Я негодую.

- с шестой, штоле, попытки, заборола представления Фликра о безопасности и удобстве пользователей. Теперь у меня есть фликр и я намерена постить в нем фотоньки цветочков тысячами И НИКАКАЯ СИЛА МЕНЯ НЕ ОСТАНОВИТ... кгхм. Извините, уважаемые слушатели.

- всех люблю, некоторых целую.

---

Bleach 555

Бличеглава, значит.

После краткого вплеска хоть какого разнообразия мы снова имеем то, что имели последний год (или уже полтора? сбилась со счета) - толпы невнятных квинси-Сью произвольной половой принадлежности и один (прописью: один) сюжетный прием, который, какбе это помягче, утратил свежесть еще в исполнении Айзена (ну хорошо, хорошо, строго говоря, приемов два - джастэзпланнед и "а сейчас мы вас победим одним ударом в десятый раз подряд", и тем не менее, копирайт на них все равно по праву принадлежит Айзену, который а) уже был бэ) пиздел красивше и вдохновеннее цэ) его было намного веселее ненавидеть)... в общем, ничего нового мы не имеем, и только романтичный глазик жыдошынигами скрашивает, украшает и утешает, но!

Варнинг - под катом мат, слюни и диагностика по юзербарам

Знаете, когда я вижу, как некоему лиргерою чтут (как правило, хотя и не стопроцентно всегда, абсолютно левые касательно лиргероя личности) страстную лекцыю о том, что он нытик и бесполезная тряпка, или там себя не уважает и в себя не верит, или просто отправляют в угол подумать над своим поведением (тм), а лиргерой, значит, добросовестно осознает, проникается, идет в угол и оттуда возвращается Очищенным и Обновленным и бодро марширует Превозмогать... в общем, когда я это в очередной раз вижу, мне хочется сделать только одно - взлететь мощным прыжком на ближайшую люстру и оттуда сказать БУГАГА орать дурным голосом "ГДЕ, ГДЕ ВЫ БЛЕАТЬ ТАКОЕ ВИДЕЛИ?!!" извините, был взволнован

Понимаете, в чем беда. Не бывает, чтобы люди осознавали, превозмогали, взрослели, личностно росли, далее везде, вот простотак по нажатию кнопочки извне, по произволу нажавшего кнопочку и в удобные ему сроки. Просто с точки зрения психофизиологии - не-бы-ва-ет. Что бывает - так это тонны и километры людей, которым очень хочется, чтобы такие люди были и им можно было жать на кнопочки в свое удовольствие. И шо я таки имею сказать - какой-то результат от жертвы визави таким способом получить можно, для собсно жертвы визави он будет - скорее всего - бесполезен и - а вот это совершенно точно - встанет в такую цену, что про нее лучше даже не думать, хотя т-щи кнопконажиматели и так про нее не думают, а чо такого, платить не им, жизнь не их, похоронят тоже не их - впрочем, способом, который нам показали (кто вдруг забыл - глупейшая манипуляция вида "пошел вон, противный, видеть тебя не желаем, а что мы от тебя на самом деле хотим, догадайся сам неизвестно как" и такого результата не получить, но, возможно, это я уже придираюсь. Да, да, я все понимаю, это шонен-манга, сказка про совсем другое и все хорошо кончится просто по законам жанра и я только что зверски убила минимум батальон девочек-кошек - и знаете, мне похер, потому что описанная схема не меняется от того, в каком жанре она описана и в каком виде подана, и меня от нее, схемы, вульгарно тянет блевать. Особенно в таком виде, ага. Даже т-щ Дамблдор, который действовал в рамках несколько более людоедского жанра, понимал (ну ладно, ладно, декларировал понимание) разницу между "я помог ему повзрослеть и вырасти над собой" и "я собираюсь загрести весь жар его руками, а вопрос, уцелеет ли он при этом, вообще не ставлю". А в шонен-манге, которая сказка для детей - неа, даже декларируемого понимания не растет.


*выдохнула*
Ну чо, зато Ичего красиво переодели - в результате он несколько смахивает на килифили, отчего я рефлекторно начинаю волноваться за его благополучие, законы там жанра или не законы.

@темы: bleach

---

Winter War. Глава 28. Иба: Оборона

Оригинал здесь
Оглавление перевода здесь
Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Переводчик:  CrippledSeidhe
Бета: временно небечено - это временно
Рейтинг: PG-13
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study, Action/Adventure
Фандом: Bleach
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU, кровища, смерть персонажа
Действующие лица: Иба, Рикичи, Широгане и другие

(Глава 27)

Глава 28, где имеет место бенефис Ибы-доно лично и детского садика имени его - в целом

Глава 28, где имеет место бенефис Ибы-доно лично и детского садика имени его - в целом

Иба: Оборона


- Эй, уроды! - Иба не очень-то рассчитывал, что башенных стражей можно пронять светской беседой, но почему бы не попробовать. - Режете шинигами по указке Пустых - по-моему, вы что-то путаете!


Стражи не отреагировали. Иба с удовольствием бы еще что-нибудь им сказал, но его в очередной раз отвлекли. У клоно-Пустых было одно несомненное достоинство - они все вели себя одинаково, сколько бы их ни было, - и один такой же несомненный недостаток - они, паскуды, все не заканчивались и не заканчивались.


- У них есть тактика! - крикнул он Сузуки - та бодро размахивала нагинатой, не разбирая чужих и своих. - Смотри в оба, когда они... - он резко обернулся, опираясь на костыль, и как раз успел подпереть собою заваливающегося на бок Куроду. - Детка, у тебя в руках пика, перед тобой - вражья морда, ты сам догадаешься, что делать, или тебе инструкция с картинками нужна?


Курода что-то пролепетал и привел помянутую пику в контакт с помянутой мордой, Сузуки сделала залихватский ложный выпад и ненароком в кого-то попала, Рикичи налетел на очередного Пустого с очередным "кийяяя", Йошино мочил гадов везде, в том числе в сортире, Широгане отступала, уводя от круга пару-тройку-четверку Пустых...


...Иба готов был прозакладывать свой костыль, что рогатый арранкар от души забавляется, глядя на их старания, и что жить им осталось ровнехонько до тех пор, пока забава ему не надоест.


Видимо, настал логический момент спросить у башенных стражей - их уже было не двое, а четверо, - еще что-нибудь умное.


- Але, служивые, так и будете там стоять? Что скажет папа Ичимару? - скорее всего, тот сказал бы "отличный тактический ход, зачем подвергать себя ненужной опасности", а сразу после этого "а теперь я загрызу вас голыми руками, потому что настроение у меня нынче не очень", но это уже другой вопрос.


Стражи обменялись нерешительными взглядами - или чем они там под своими масками могли обменяться. Потом один из них сделал жест, вполне понятный без словесных конструкций и мимики.


- Ну и от таких слышу, - пробормотал Иба.


Со стороны поместья донесся оглушительный взрыв. Отдельных отпечатков рейацу Иба различить не мог, но ясно было - сражение идет полным ходом. Ну, тоже хорошо - по крайней мере, рогатого арранкара и его детенышей там нет. Потому что они есть здесь, Айзен бы их побрал.


Иба прикончил еще одного Пустого доведенным почти до автоматизма движением и крепко призадумался, как им выбираться из этого, как бы помягче выразиться, положения.


Что бы капитан сделал на его месте?


Хм. Комамура бы разбанкаился, не говоря худого слова, схватил бы эту тварь за ноги и принялся бы валить ею лес. Зараки же просто подошел бы, разрубил арранкара пополам и воспользовался его рогами в качестве зубочистки.


Хорошо, попробуем еще раз. Что сделал бы на его месте кто-то, кто не является капитаном?


Ренджи своим шикаем забил бы эту штуку в землю так, что она пустила бы корни. Заманчивая картина, но для этого нужен, во-первых, Ренджи, во-вторых, его шикай. Иккаку бы - Иба чуть было не подумал "рванул напролом", но это было несправедливо по отношению к Иккаку, он ведь так изменился в последнее время, - сначала осмотрелся и оценил ситуацию, и только потом рванул напролом. Что так, что эдак Иба вряд ли смог последовать его примеру. Юмичика, скорее всего, воспользовался бы преимуществом в скорости и скакал бы вокруг, отрубая по паре веточек за раз. Этому примеру Иба был в состоянии последовать еще меньше, чем предыдущему.


Что бы мама сделала на его месте?


Матушка любила - ох, как любила, - травить байки о том, как завербовалась в Готей, как дослужилась до лейтенанта, как воевала бок о бок со своим музыкально одаренным, но все равно лучшим в мире капитаном... и как ушла в отставку, чтобы "успеть пожить для себя, пока я еще не совсем развалина". Тогда Иба про себя решил, что это была естественная реакция на перспективу служить под началом Ичимару Гина, и не более того. С тех пор как началась война, он часто задумывался о том, что послужило причиной той отставки на самом деле.


По крайней мере, сейчас мама была в безопасности - клан Кучики охотно принимал беженцев, а вторгнуться на их земли до сих пор ни у кого не получалось.


Но что бы она сделала?


Память услужливо подсунула воспоминание о прицельном ударе набалдашником трости по макушке.


Тецузаэмон! Чем ты тут занят, я тебя спрашиваю?!


- Мамуль, ближе к делу, а? - прошептал Иба и тут же повысил голос. - Левее, Сузуки, мать твою, левее, лево - это с той стороны, с которой не право!


Я тебе говорила, что в бою шикаем все дырки не заткнешь? Говорила. Я говорила, что банкая у тебя может и вовсе никогда не отрасти? Говорила. А в чем я говорила упражняться в свободное время, а не тратить его на всякую дребе...


Кидо. Огонь. Сухое дерево.


- Спасибо, мам, - Иба почувствовал, что расплывается в улыбке.


И когда ты, наконец, женишься? Неужели я даже не дождусь внуков после всего, что я для тебя сделала...


Иба клятвенно пообещал мысленному образу своей матери жениться прямо в этом году, или максимум лет через десять, или никак не позже, чем через три-четыре столетия, если только переживет ближайшие несколько минут, и сосредоточился на текущей задаче.


Задача: расстрелять противника в упор. Препятствия: толпа клоно-Пустых и расстояние. Атаковать клонов кидо нельзя - рогатый быстро поймет, что Иба затеял, и затея провалится. Обойти их тоже не получится - не на одной же ноге прыгать, в самом деле.


Ладно. Если шинигами не идет к арранкару, то арранкар...


Иба помахал Широгане, подзывая ее поближе.


- Мне нужна твоя помощь. Я собираюсь прикинуться убитым. Как только я это сделаю, хватай остальных и отступайте так, чтобы здоровяк с рогами двинулся за вами в погоню. Как только он подойдет ко мне на расстояние поражения, я его зажарю. Сделаешь? - Иба запоздало подумал, что ему сейчас как никогда не хватает Хинамори и ее занпакто.


Широгане странно сощурилась и кивнула.


- Удачи вам, сэр, - только и сказала она, отмахиваясь от особенно назойливого клона - тот послушно рассыпался прахом.


Башенные стражи выбрали именно этот момент, чтобы попытаться напасть снова. Отлично. Этим он и воспользуется.


- Сузуки! Назад, я займу твое место!


Девчонка закатила глаза - ни дать ни взять нервная кобылица, - но подчинилась. Иба проковылял вперед, стараясь выглядеть как можно более полным инвалидом, и принялся ждать.


Долго ждать не пришлось. Господа стражи прекрасно понимали, кто здесь одновременно самая легкая мишень и ключевое звено, без которого строй рассыплется. Двое начали обходить его с флангов, еще двое атаковали в лоб.


Иба перенес весь свой вес на костыль, освобождая рабочую руку, и срубил метивший ему в бок наконечник копья. Второе копье прошло вскользь, только оцарапав ключицу. От третьего и четвертого он уклонился и отсек одному из стражей кисть - тот чересчур высунулся вперед, пытаясь заколоть воздух.


У этих типов была неплохая подготовка, но не более того. Двое все еще были вооружены, третий остался с палкой вместо копья, четвертый лежал на земле, зажимая окровавленную культю. Отлично. Если бы не нога, Иба разделал бы их под орех в одиночку. Да что там - они так славно стояли кучей, что на них на всех хватило бы одного кидо-заряда. В Седьмой таким балбесам не доверили бы даже дежурство по кухне. Но у них хватило бы умения навредить деткам, а может быть, и Широгане тоже, потому следовало вначале убрать с дороги их.

На этот раз тот, что с палкой, попер напролом - видимо, изображая отвлекающий маневр, пока оставшиеся двое ненавязчиво брали Ибу в клещи.

- Иба-фукутайчо! - а Сузуки тем временем опять вздумалось понервничать, чтоб она была здоровенькая.

Тип с палкой тем временем безуспешно пытался понять, почему у него кишки снаружи, когда должны быть внутри, и наверняка утешался тем, что его маневр сработал - Иба почти увернулся от одного копья, но острие второго вошло наискось под ребра и вверх до самого плеча.

Вот дерьмо.

Ну, значит, так и будет. Он призвал на помощь все свои небогатые актерские способности, заорал погромче и поубедительнее и упал на здоровое колено, хватаясь за древко копья. Страж сделал умилительно круглые глаза, когда понял, что копье, надо же, почему-то не выдергивается. Хуже того, ему хватило ума шагнуть вперед и дернуть посильнее - и оказаться достаточно близко, чтобы Иба перерезал ему горло.


Потом он отпустил копье, драматично выкрикнул "Широгане, уводи их!" и так же драматично осел на землю, быстро пряча рейацу и молясь, чтобы этого хватило, чтоб сойти за покойника.


Он слышал крики и отчаянную ругань, и Широгане, повторяющую лучшим из своих командных голосов "вы слышали, что сказал Иба-фукутайчо, это приказ!", и тихий трескучий смех рогатого арранкара и его ублюдочных отпрысков - совсем как шелест дождя по соломенной крыше. Мимо пробежал последний уцелевший страж - даже не додумался ткнуть лежащего Ибу копьем для верности, вот хороший мальчик, хоть и умом не вышел, зато помчался за отступающим отрядом как собачка за палкой.


- Иба-фукутайчо! - это снова была Сузуки, и черт возьми, ее голос не должен был звучать так близко. Он осторожно скосил глаза на звук и почувствовал, как внутри медленно расплывается ледяной ком ужаса. Девчонка бежала прямо к нему, оторвавшись от группки, которую Широгане успела отвести довольно далеко. Кто ее знает, что Сузуки втемяшилось в голову - может, решила, что он еще не совсем помер, может, хотела оттащить его "труп" подальше от врагов. Иба не осуждал ее, он сделал бы то же самое для нее, да что там, для кого угодно - и он сейчас ни под каким видом не мог себя выдать. Слишком многое зависело от того, насколько успешно он будет притворяться убитым.


Девочка просто сделала как ее учили, сделала как считала правильным, только...


Трое клонов отделились от основной группы. Сейчас они двигались намного быстрее и увереннее - видимо и вправду раньше только забавлялись. Вряд ли Сузуки успела понять, что шансов у нее нет. Иба только и мог, что смотреть, как она вскидывает нагинату, парируя удар, и как в следующую секунду ее сбивают с ног и сворачивают ей шею.


Как и многие мертвецы до нее, несчастная дуреха выглядела слегка удивленной, будто силилась понять, что же такое с ней случилось. Из приоткрытого в немом вопросе рта стекала струйка крови. Поодаль кто-то дико взвизгнул и затих. Наверное, последний страж нарвался на Широгане или еще кого. Наверное.


Прости меня, детка, подумал Иба. И добавил - капитан, если вы меня слышите, приглядите за ней.


Клоны один за другим проносились мимо него, тяжело топая и оставляя в грязи длинные борозды от волочащихся корней. Он успел начать их считать и сбиться со счета, когда наконец за ними проплыл рогатый - Ибу накрыло иссушенной, дерущей словно наждак рейацу, и он еще глубже загнал свою собственную, не желая давать даже малейший намек, что еще жив, пусть даже без сознания. Он начал беззвучно читать инкантацию для Заряда Голубого Пламени, стараясь не шевелить губами.


Рогатый уже плыл дальше, подгоняя толпу своих детишек. Расстояние между ними и маленьким отрядом шинигами опасно сокращалось.


Иба вздернул себя с земли на колени, цепляясь за костыль как за последнее спасение - по плечу и руке щекотно побежали теплые струйки крови. Сузуки так и глядела на него пустыми глазами, будто ждала чего-то. Ладно, детка. Вряд ли тебя это утешит, но сейчас я тебе кое-что покажу.


- ...да падет же ярость когтей твоих на врагов моих, невиновных же пощадит! - в ладонях расцвело голубоватое свечение; Иба прицелился арранкару в спину, которой тот так удачно повернулся. - Рази, Голубое Пламя!


Заряд прошел навылет, пробив дыру в локоть диаметром и осыпав толпу клонов тлеющими ошметками. Огонь занялся точно как по сухому дереву - хоть в этом Иба не ошибся - и побежал по костям и сухожилиям. Арранкар закричал и отчаянно замахал всеми своими ветками, пытаясь развернуться.. Он шатался, извивался, охваченный пламенем, но падать даже и не думал.


Иба, конечно, надеялся, что одного выстрела будет достаточно. Жаль, надежды не оправдались. Придется переходить к плану "Б", то есть выстрелить два раза и надеяться, что уже этого окажется достаточно и что Ибу не затопчут раньше, чем ему удастся это сделать...


Сквозь огонь, дым и мечущихся как угорелые куры клонов он разглядел быстро приближающиеся силуэты в черной форме. Широгане успела первой - она бросила в выпад всю себя вслед за клинком, разрубив до половины - ствол?.. окостенелые мышцы и связки?.. хотя, впрочем, какая уже разница. За Широгане подоспели остальные, за остальными - Рикичи, который отличился и тут: он зайцем взбежал по тому, что осталось от спины арранкара, до самого верха, не обращая внимания на жар и вовсю текущие слезы - Иба почему-то донельзя отчетливо видел, как они прокладывают дорожки в слое сажи на его лице, создавая забавный контраст с татуировками, - увернулся от пылающих рук-корней, которые попытались его схватить, и вонзил занпакто в лоб рогатой маски.


Арранкар закричал снова и начал оседать на колени - и вдруг взорвался облаком раскаленной пыли. Рикичи унесло взрывной волной (эх, Шибу бы сюда, она бы оценила...). Все клоны испарились в тот же миг с долгим прерывистым вздохом, в котором звучало почти что облегчение.


Иба закашлялся, от души сплюнул копоть и костяную пыль, и с помощью Йошино и Куроды кое-как поднялся на ноги.


- Где Широгане? - прохрипел он.


- Туточки я, - отозвалась та, возникая из клубов дыма с бесчувственным Рикичи через плечо. На ее форменном косоде слева расплылось внушительных размеров темное пятно. Она не смотрела на тело Сузуки, но наверняка не случайно встала там, откуда не было видно тело Сузуки.


Иба ее прекрасно понимал.


- Что с ним? - он указал на Рикичи.


- Без сознания, но вроде цел. Наверное, ударился головой об дерево.


- Это он молодец, - сказал Иба. Остальные непонимающе уставились на него, и он пояснил: - Нас всех учили при падении приземляться на неважные части тела, так ведь?


Широгане хрюкнула, подавляя смешок. Остальные шутку не оценили.


- Отлично, - пробитый бок адски болел, но давать себе поблажку было рано. Все еще только начиналось. По крайней мере, можно было надеяться, что с этого направления им уже никто не угрожает. - Йошино, Курода - перевяжите меня. Мы с Широгане возвращаемся в особняк, остальные остаются здесь. Если объявится еще кто-то, хватайте Рикичи и смывайтесь отсюда к чертовой матери. Вопросы есть?


- А как же... - взгляд Куроды метнулся туда, где лежала Сузуки.


- Закройте ей глаза и оставьте ее, - с нарочитой резкостью перебил его Иба. - Она погибла при исполнении, как полагается, и теперь мы должны позаботиться о том, чтобы она погибла не зазря.

@темы: переводы, Winter War/Зимняя Война, bleach

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Winter War. Глава 27. Момо, Исане: Мы встретили врага

Оригинал здесь
Оглавление перевода здесь
Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Переводчик:  CrippledSeidhe
Бета:  Калатея Шафранная, хоббитесса и бард
Рейтинг: R
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study, Action/Adventure
Фандом: Bleach
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU, кровища, смерть персонажа, Гин
Действующие лица: Момо, Исане, Укитаке, Кира, Хицугайя, Гин

(Глава 26)

Глава 27, где штаб все еще штурмуют, Хинамори принимает решение, а Гин перестает улыбаться

Глава 27, где штаб все еще штурмуют, Хинамори принимает решение, а Гин перестает улыбаться

Момо, Исане: Мы встретили врага

- Я должен сообщить вам то, чего не мог сообщить раньше, поскольку сам не знал об этом...

Она уже знала, что услышит. Знала еще до того, как капитан Укитаке закончил фразу. Почувствовала еще до того, как Кира показался на пороге библиотеки. Почувствовала, во что он превратился.

- А где Мацумото? Я пришел ее убить.

- Кира-сан?.. - Момо попыталась убедить себя, что существо, которое перед ними - вовсе не Кира...

(Так много в нем осталось прежним. Синие-синие глаза видны в прорезях маски, бледно-золотистые волосы растрепаны, очертания скул и подбородка, изгиб губ, то, как он стоит, его руки... Забавно, что она до сих пор может узнать его по одним лишь рукам, даже сейчас, когда столько времени прошло.)

...и чуть не разревелась, когда поняла: уж лучше было бы верить, что это не он, чем надеяться на обратное.

- Вы пришли, чтобы убить Мацумото? - спросил капитан Укитаке - таким же будничным тоном, каким мог бы поинтересоваться, не зашел ли Кира пригласить его на чашку чаю.

Кира склонил голову набок, будто пытаясь расслышать, что ему говорят. В синих глазах не отражалось ничего, кроме тупого недоумения.

- Да, - сказал он после минутного колебания. - Где она?

И его рейацу...

- Изорвана в клочья и сшита неправильно, - прошептала она и ощутила кожей быстрый пристальный взгляд Укитаке. Ах, Кира-Кира, как ты мог позволить им такое с собой сделать?

"Сделать с собой". Понимание мягко взяло ее за горло и сдавило до хруста. Кира не пошел на холлоуфикацию добровольно, не надо было быть ясновидцем, чтобы понять это.

Добровольцев так не ломают.

Как ей только в голову взбрело надеяться, что Киру силой заставили стать цепным псом у Ичимару? Что, черт возьми, в такой участи хорошего?

- Неужели? - капитан Укитаке картинно поднял брови - так высоко, что еще чуть-чуть, и они не уместились бы у него на лбу. - Меня это удивляет, Кира-кун. Я думал, Ичимару-тайчо с нетерпением ожидает встречи с ней. Они ведь всегда были очень близки, верно?

Гримаса ненависти исказила рот Киры. Момо приказала Тобиуме приготовиться.

Вабиске нет там больше, прошелестела Тобиуме. Он там, но в то же время и нет. Все вперемешку. Все неправильно.

Момо прекрасно понимала, что ее меч имеет в виду. Она насколько могла незаметно покосилась туда, где стояла Исане - та выглядела так, будто вот-вот кинется к ней с нашатырем и успокоительным; что ж, с этим придется подождать - по крайней мере, пока. Ее ладонь легла на эфес Тобиуме. Придется действовать быстро. И не только из-за Вабиске.

Возможно, уже в следующую секунду. Или следующую за следующей.

Это не убийство, уговаривала она себя. Это все равно что оказание необходимой помощи.

- Ичимару-сама она не нужна, - прошипел Кира.

- Неужели? Зачем же он тогда проделал такой долгий путь и явился лично в столь малопочтенное место? - Укитаке - по-прежнему сама невинность - небрежным взмахом обозначил окружающее их запустение. - Если он хотел ее смерти и только, ему достаточно было бы поручить такое дело своему доверенному помощнику - верно? Ведь вы пользуетесь его полным доверием, если я не ошибаюсь?

Кира молчал - будто не мог взять в толк, как ему реагировать. Но Момо уже увидела все, что нужно - вот чуть меняется осанка, чуть сгибаются колени, чуть подается вперед правое плечо... все, как она и ожидала.

Укитаке улыбнулся - на этот раз сама доброта.

- Возможно, вы попросту немного недопоняли приказ? Почему бы нам не подождать, пока Ичимару-тайчо не присоединится к нам, и не спросить его самого?

Вот оно.

Не дожидаясь, пока Укитаке кончит говорить, Момо сжалась и прыгнула.

Кира - ее Кира - еще в Академии знал, какие именно мелкие признаки выдают его с головой, когда он собирается атаковать, и умел подавлять их. Этого умения существо, которым он стал, тоже лишилось.

Момо не стала заморачиваться на шикай - Кира кинулся на Укитаке с голыми руками, и она занесла меч для удара, который должен был обрубить ему обе кисти.

Вместо этого Тобиуме чуть не вывернулась из хвата - и чуть не вывернула ей заодно оба запястья, - ударив по чему-то твердому.

- Это не занпакто! Это он сам! - выкрикнула Момо. Тобиуме была гораздо тяжелее, чем следовало бы. Не вдвое тяжелее, намного больше. Момо попыталась перехватить ее поудобнее, стараясь не обращать внимания на то, как саднят ободранные об рукоять ладони. - Посмотрите на его руки!

Там, куда она пыталась ударить, из запястий Киры (ах, что же они с тобой сделали?) торчали костяные отростки. Он недоуменно поглядел на них, потыкал пальцем в расслоенную окровавленную плоть в том месте, где кость проросла недостаточно быстро.

За ее спиной Укитаке что-то торопливо зашептал Исане, и Кира резко вскинул голову.

- Где она? Почему вы не хотите сказать мне, где она? - и снова все тот же набор мелких признаков во всей красе. Момо была готова - или думала, что была.

Она встала перед ним, но вместо прямого удара он высоко занес кулак, собираясь, похоже, вбить ее голову прямо в плечи. Кто-то - наверняка Такано - попытался оттолкнуть ее и заслонить собой, но неудачно, сбив ее с ног так, что она почти что распласталась по столу.

И тут что-то произошло. Что-то такое, из-за чего ее голова все еще находилась на плечах и весила сколько положено.

Кира двигался слишком быстро и при всем желании не успел бы удержать руку, но он дернулся вбок и его кулак раздробил столешницу, а не череп Момо.

Кира судорожно всхлипнул и попятился. Он глядел на нее во все глаза сквозь прорезь маски - и, невесть как, это были его глаза, его, а не механической куклы, укравшей его лицо.

Момо попыталась встать, но спихнуть с себя Такано оказалось не так-то просто.

- Кира, погоди! Послушай меня! Если это ты, в самом деле ты, ах черт подери!.. - под ногами оглушительно заскрипело. Здоровенный письменный стол сейчас был тяжелее, чем раньше - не вдвое тяжелее, намного больше - а перекрытия наверняка...

Отскочить они не успели.

Адский грохот. Два удара подряд - ей за глаза хватило бы и первого, но никто ее не спрашивал. Несколько секунд полной темноты. После этого Момо рассудила, что ниже падать некуда, и попыталась собрать себя в кучу, сесть и рассмотреть хоть что-то, кроме поднявшихся клубов пыли и штукатурки. Кто-то звал ее по имени - точно не Такано, потому что Момо упала на него (если это не он сам решил побыть джентльменом и сделать так, чтобы она упала на что-то помягче пола) и теперь он, кажется, валялся в отключке.

- Салага, ты цел? - она закашлялась, поперхнувшись пылью. В ответ ей простонали что-то нецензурное.

Момо задрала голову. Пыль еще не улеглась, но ей удалось разглядеть дыру, которую оставил стол при падении - точнее, дыра была не одна. Они пробили перекрытия на втором и первом этаже и приземлились в подвале.

Над самой верхней дырой мелькнула бледная тень. Послышался глухой тяжелый удар и какая-то возня.

- Нам надо попасть наверх! - Момо начала вставать, но тут Такано вцепился в ее руку.

- Не шевелись, - прохрипел он и взглядом указал на что-то прямоугольное у нее под ногами. - Это взрывчатка.

Момо осторожно, точно от ядовитой змеи, отодвинулась и все-таки встала, взмолившись про себя, чтобы рядом с этой бомбой не оказалось пары-тройки ее сестричек, невидимых под грудами мусора.

- Надо же, как удачно мы расставили мебель, - она едва сдерживалась, чтобы не захихикать как идиотка. - Окажись этот стол на метр дальше от окна - и...

Почему она до сих пор не забилась в угол и не сжалась в визжащий трясущийся комок?

Да какая разница. Не забилась ведь и не сжалась. Она машинально подумала, что Иккаку, наверное, был бы ею доволен.

- Нифига не удачно, - перебил ее Такано. Момо протянула ему руку, чтобы помочь подняться - видно, ему было совсем паршиво, потому что помощь он принял. - Посмотри внимательнее.

Она не сразу сообразила, что означают спутанные кабели и оборванные полосы пергамента, исписанные чем-то вроде стихов. Остатки разрушенных заклятий внезапно затрепетали и потянулись вверх, но это сейчас было не важно. Что там Сой Фон говорила во время последнего инструктажа?

Ах, да. Срок жизни оперативных планов - до первого столкновения с противником.

- Есть ведь и другие детонаторы, правда? - услышала она собственный голос. - И дублирующие печати тоже устанавливались, правда? - она с силой вытерла руки о хакама, забыв о ссадинах, и поморщилась от боли.

- Не уверен. Ичимаровские дебилы слишком много мин взорвали попусту. Боюсь, цепная реакция, которую для нас выстроила Шиба, уже накрылась женским половым органом. Больших мамочек придется запускать вручную. Ты помнишь, где они находятся, если вдруг тебе придется?

Момо взвесила Тобиуме в руках - та все еще была кошмарно тяжелой, но прицелиться ею, "если вдруг придется", вполне можно было.

- Если я выстрелю огнем, этого будет достаточно?

- Еще и очень красиво.

- Отлично. Я иду в холл - это самый короткий путь обратно к капитану Укитаке. Мне пропускать каждую третью ступеньку?

Такано кивнул.

- Лестничная площадка не заминирована. На твоем месте я бы шагнул прямо на нее. И умоляю, не вздумай запрыгивать на первый этаж прямо отсюда, я даже гадать не берусь, на чем и как ты можешь при этом подорваться. Я тут посмотрю, что можно сделать, чтобы исправить повреждения, но... - он пожал плечами.

- Спасибо, - ей показывали схему минирования, но одно дело смотреть на схему, и совсем другое - вспоминать на ходу, что где находится. - Если сюда явится Ичимару или Широ, то есть капитан Хицугайя, ты готов их встретить?

Он мрачно ухмыльнулся.

- "Готов идти. Готов вести. Всегда в строю", - он и раньше, бывало, повторял эту фразу, и Момо так ни разу и не спросила, что он имеет в виду.

Не спросила и сейчас.

Она пробралась через обломки и направилась к лестнице, ведущей на кухню, перейдя в шунпо только тогда, когда на полу уже ничего не валялось. Надо было во что бы то ни стало добраться до библиотеки, пока еще не поздно. Пусть всего на несколько секунд, но Кира пробился сквозь сознание Пустого, в которого его превратили. Быть может, у него получится сделать это снова.

На входе в холл Момо застыла как вкопанная. Двойной лестницы больше не было. Заложенные в ней бомбы либо уже сработали, либо оказались погребены под обломками, готовые рвануть от малейшей вибрации. Ну, положим, она все равно собиралась запрыгивать прямо на площадку, но теперь невольно заколебалась. Она учуяла приближающийся холод, и мысли ее побежали в совсем другом направлении.

Кира узнал ее. Узнал.

Вместо того, чтобы сделать шаг шунпо на площадку, Момо развернулась лицом к входной двери, сделала резкий вдох и с силой толкнула ее. Снаружи, казалось, не было ничего, кроме тишины и покореженного, заляпанного кровью льда.

Быть может, кое-кто еще тоже ее узнает.

Момо прикрыла глаза и ощутила грозную, штормовую рейацу, холодную, как окружившая их бесконечная зима.

Она выпустила факел собственной рейацу.

- Я здесь, - прошептала она.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Грохот оглушил их, а клубы пыли и мусора - почти ослепили. Укитаке судорожно кашлял в рукав, но тут Исане пока что ничем не могла помочь. Сейчас долг телохранителя был важнее долга врача. Она прикрыла глаза свободной рукой, но лучше видно от этого не стало. Кира должен был стоять прямо перед ней - но нет, она разглядела его сгорбившимся над дырой в полу.

- Хинамори!

Сейчас он был по-настоящему похож на лейтенанта Киру, которого она знала много лет - но Исане не смела позволить себе надеяться.

Он выпрямился, медленно и как-то неловко, и ей показалось, что его спина каким-то образом стала шире - что-то шевелилось под одеждой.

- Где она? - безо всякого выражения спросил он, и Исане понятия не имела, о ком речь - о Мацумото или о Хинамори. - Что вы с ней сделали?

- Он не в себе, - торопливо зашептал Укитаке и потянул ее за рукав, заставляя наклониться. - Вы ведь сами все слышали, это хорошо заметно по его манере речи. Его рассудок сломали точно так же, как и все остальное. Что бы Айзен ни планировал из него сотворить, это себя не оправдало. Хуже того, его состояние нестабильно. Только что...

Кира одним прыжком перемахнул через дыру, и Укитаке быстро произнес инкантацию для бакудо Шестьдесят один. Шесть полос света окружили Киру, но - но не остановили.

- Что?.. Быть того не может! - воскликнул Укитаке, но Исане не могла взять в толк, что его так поразило. Сильные Пустые вполне способны вырваться из Шестьдесят первого номера, особенно второпях наложенного.

Исане едва успела оттащить Укитаке подальше от Киры. Отступать было некуда: Кира стоял между ними и окном, между ними и дверью, даже между ними и дырой в в полу. Она могла бы проскочить мимо него, только бросив своего пациента, который повис у нее на руках, весь мокрый и задыхающийся - и это после одной-единственной Темницы шести лучей.

- Это ведь была Хинамори? - жалобно спросил Кира. - Ичимару-сама не сказал мне, что она будет здесь.

- Совершенно верно, - Укитаке не стал напоминать Кире о том, что тот сам только что удалил, если можно так выразиться, Хинамори из помещения. - Вы хотите ее видеть, Кира-кун?

Кира глухо завыл.

Укитаке прижался к Исане и снова зашептал ей на ухо, так быстро, что она едва разбирала слова:

- Посмотрите внимательнее. Шесть лучей все еще пытаются удержать его - я не промахнулся и заклятие не разрушено, но посмотрите, что с ним происходит.

Исане добросовестно посмотрела. От шести лучей действительно еще кое-что оставалось - они стремительно сжимались и комкались, точно смятые конфетные обертки, все сильнее прилипая к телу Киры. Секунда, другая - и заклятие все же спало по-настоящему, а то, что росло и шевелилось у Киры на спине, наконец вырвалось на свободу, змеясь из широких рукавов и из-под пол плаща. Цепи. Белые, словно кость, цепи.

- Теперь посмотрите на пыль, - сказал Укитаке.

Облака пыли все еще клубились, но теперь они клубились по направлению к Кире и вокруг него, окрашивая его белые одежды и светлые волосы пепельно-серым.

- Отдайте ее мне, или я вас раздавлю, - сказал Кира так просто, что это ничем не напоминало угрозу. - Я могу, честное слово, - еще одна цепь ударила об пол.

Послышалось приглушенное шуршание - это валяющиеся на полу книги сами собой скользили туда, где стоял Кира.

Он двинулся вперед, волоча цепи за собой, и Исане готова была поклясться, что пол проседает под ним. За спиной у нее что-то упало, потом еще и еще - наверное, те книги, которые оставались на полках.

- Что происходит? Что он делает?

- Ресуррект, - в унисон отозвались Укитаке-тайчо и Кира. Потом Укитаке-тайчо продолжил один: - Теперь он - Вабиске. Он вот-вот обрушит здание нам на головы вместо того, чтобы мы проделали то же самое с Ичимару. Вы готовы?

Исане не спросила, к чему ей нужно быть готовой. Она знала. К сожалению, она не знала другого - получится ли у нее повторить то, чему учила Михане-сан. И потом - что, если это не сработает? Когда Хинамори атаковала Киру, того прикрыли костяные шипы, а ударивший по ним меч стал таким тяжелым, что она едва его не выронила.

- Все обойдется, Исане-кун.

Но запястье Киры кровоточило - капли, не успевая упасть, снова взмывали вверх, расплываясь по бледной коже. Если Исане будет действовать очень быстро, если ударит очень точно и с большой силой... но она понятия не имела, способна ли хоть на что-то из этих "если".

Тихое чшшш... Итегумо было словно шелест волн.

Голос занпакто помог ей устоять, не подчиниться тому, что тянуло ее к Кире, как тянуло к нему все, что было вокруг. Она продолжала осознавать происходящее, очень остро осознавать: вот разваливаются книги и слышен сухой шелест страниц, вот дыра в груди Киры ощутимо чернеет и теперь похожа на центр чудовищного водоворота, вот уже и пряди волос у Укитаке, будто под сильным ветром, змеятся и трепещут в воздухе и тянутся к центру - к Кире...

Пока нет, еще нет. Кира разгадает ее намерение. Пока нет, но уже скоро. Она услышала утробный скрип откуда-то снизу, который ничего хорошего не предвещал, но сначала надо было заняться Кирой, который не отрывал от нее взгляда. Укитаке не смог бы сейчас атаковать даже с помощью кидо, так что Кире не составило бы труда понять, кого надо опасаться.

Она ждала, ждала здесь и сейчас - и, когда огненный всплеск знакомой рейацу на миг отвлек внимание Киры, Исане была готова.

Все было медленным и быстрым и застывшим в пространстве и застывшим во времени, и намерение слилось с движением.

Ее ладонь упала на рукоять Итегумо - движением небрежным, но таким стремительным, что Укитаке ахнул от неожиданности, обнаружив, что его уже не держат. Шаг, другой, третий - Исане несло вперед, будто она бежала вниз по склону крутой горки.

Гравитационная аномалия, которой стал Кира, притягивала ее куда быстрее, чем она рассчитывала; она чуть не запоздала с ударом. Итегумо вылетел из ножен с такой скоростью и силой, что Исане едва удержала его, а завершить движение как следует не смогла вовсе. Вместо диагонального удара вниз разом утяжелившийся клинок повело вперед, Исане потеряла равновесие и с размаху налетела на Киру, сбив его с ног.

Они заорали в два голоса и покатились кубарем по полу, а потом Кира поймал ее за свободную руку и резко сдавил, и Исане закричала снова, заглушая хруст собственных костей.

Дыра в полу внезапно оказалась совсем близко, но кидо-щит удержал их от падения. Исане машинально пообещала себе когда-нибудь потом отругать Укитаке-тайчо за то, что тот позволяет себе лишние нагрузки в таком состоянии. Когда-нибудь очень потом. Сейчас же она понятия не имела, где и как обронила Итегумо, она полулежала на распластанном по полу Кире, и тот по-прежнему держался за ее сломанное запястье, и со всем этим нужно было срочно что-то делать.

Решив начать с конца, Исане задержала дыхание, чтобы не стошнило от боли, и попыталась вырваться. Кира почти не сопротивлялся, но, отпустив ее левую руку, тут же вцепился в правую.

- Котецу-фукутайчо?

Исане села и наконец решилась посмотреть вниз - и обнаружила, что удар пришелся в цель, разрубив грудную клетку и полживота, и ее косоде было мокрым от крови Киры.

А еще ей отчаянно хотелось спросить Киру, в порядке ли он - подразумевая при этом вовсе не нанесенную ею рану.

- Да, Кира-сан?

Он легонько, почти нежно сжал ее руку. Из его хватки было по-прежнему не вырваться.

- Хинамори. Это была она.

- Да. Она, - Исане понятия не имела, почему вспыхнула рейацу Хинамори или что с той случилось. В любом случае она тут ничем не могла помочь. Сейчас нужно было думать о том, как помочь Кире. Итегумо поразил жертву на совесть - не притягивай жертва его сама, результат вышел бы не настолько скверным. Исане смотрела на отделенные от грудины ребра, на обнаженные внутренные органы - и не представляла даже, с чего начать.

Было так трудно думать о том, что теперь делать, когда ошалевший мозг вместо нужных слов все время подсовывал "что же я натворила?"

- Исане-кун! В чем дело? Вы не пострадали?

- Не кричите, господин капитан, - севшим голосом пробормотала она. - Прошу вас, не кричите. Вам это вредно.

Нужно смотреть на это, как на обыкновенное ранение. Она видела и похуже.

Видела - верно, но никогда не наносила.

Ну давай уже, займись делом, сердито сказала она себе. Ты же врач, куда ты денешься. И нечего тут рыдать.

- Кира, мне нужно, чтобы ты меня отпустил. Мне нужна свободная рука для кидо, понимаешь, а левая... сейчас для этого не годится. Пожалуйста, отпусти.

Его пальцы переплелись с ее.

- Я не хотел обидеть Хинамори. Не хотел.

- Да, Кира, я знаю, - от существа, которое явилось к ним и с порога заявило, что пришло убить Рангику, почти ничего не осталось. - Пожалуйста, отпусти мою руку. Пусти, и я обещаю, я ей передам, что ты не хотел. - Исане смотрела Кире в глаза, говоря это. Она не успела заметить, когда исчезла маска. - Хотя... мне кажется, она понимает и без наших объяснений, - неожиданно для себя добавила она.

Кира растерянно сморгнул и разжал пальцы.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Момо услышала хриплый отчаянный вскрик откуда-то изнутри дома. Она еще успела понять, что кричит Исане, и всерьез испугаться за капитана Укитаке, как тут ее рука дернулась вверх, потому что Тобиуме резко лишилась веса.

Киры не стало. И ее не было рядом, когда это случилось.

Потом, свирепо она сказала себе. И оплакивать его - потом, и многое другое тоже.

Момо приняла стойку и приготовилась - она понятия не имела, к чему именно, и чувствовала себя немножко глупо, но все же приготовилась.

- Я здесь, - повторила она, выпуская рейацу снова. Ей снова ответили - так, что пришлось смигивать кристаллики льда с ресниц.

Момо попыталась представить, каким теперь стал Широ-тян - но дурацкое воображение нарисовало ей лишь маленького мальчика, одетого в белый балахон и ужасно сердитого, будто его силой притащили на костюмированную вечеринку.

Прекрасно. Очень хорошее напоминание о том, за что она воюет. Она им воспользуется.

Кем бы Широ ни стал и как бы он сейчас ни выглядел, он стремительно приближался. Пар от ее дыхания осыпался в воздухе крохотными крупинками снега.

Быстрее, быстрее и ближе, ближе, и она все еще его не видела.

Наконец Момо догадалась поднять голову.

Кира не был Кирой, но он хотя бы был на себя похож. Тень, след, эхо - неважно, что именно, но что-то сохранилось.

Здесь Момо не видела ничего, кроме шевелящейся массы из крыльев, когтей и цепкого смертного холода.

- Айзен, сука, что ты с ним сделал?!.. - снежинки стремительно испарялись в воздухе; Тобиуме кричала в унисон с ней и рвалась в шикай.

Существо летело какими-то дергаными зигзагами, будто ему было больно шевелиться. С его шеи - если это была она - свисал поводок.

Киру сломали и собрали заново в неверном порядке, но по крайней мере части, из которых его собрали, можно было опознать. Это напоминало Широ-тяна в той же мере, в которой размазанный по мостовой комок крови и перьев мог напоминать живую птицу.

Момо не знала, что собирается делать дальше. Пожалуй, все, что она знала - что ярость выжигает ее изнутри, все сильнее с каждой секундой, и что ей тоже хочется кого-нибудь вот так сломать. Айзена, например. Разорвать и размазать, чтобы то, что останется, нельзя было даже опознать. Момо искренне надеялась, что Иккаку разберет Айзена на запчасти живьем и скормит очень кстати вечно голодным Пустым. Тоже живьем.

Жалко, что не удастся на это полюбоваться.

Лед под ногами давно растаял, и жидкая грязь уже начинала закипать. Гнев окутал Момо плотным коконом, заковал в броню, не давая ни упасть, не пошатнуться, и она даже не вздрогнула, когда с края ледяного поля донесся донельзя знакомый голос:

- Ты разбила мине сердце, неблагодарная! Я старааался, я специально для те'я выписал из Уэко Мундо тваего брааатика, а ты даже не раада? Усе, я убит на месте.

- Ичимару, - констатировала Момо. Плевать на него, он не стоит ее ненависти, ведь не будешь же всерьез ненавидеть змею или клубок червяков... рука безотчетным движением метнулась к груди, нащупала ожерелье - еще утром Момо всерьез подумывала о том, чтобы просто показать его Гину и посмотреть, как он после этого сможет улыбаться; но он не стоил и этого.

Широ неловко метнулся назад, к Ичимару, и тут же замер, покачиваясь в воздухе и что-то бормоча про себя. После минутного замешательства он снова поплыл к ней, постепенно снижаясь.

Ичимару стоял довольно далеко - ему приходилось орать во весь голос, чтобы быть услышанным. За спиной у него, еще чуть поодаль, Момо разглядела группку шинигами (и, кажется, расстояние между ними и Ичимару неуловимо и неумолимо увеличивалось).

- Заааааичка, ну чиво ты такая злааая? - он широко развел руки. - Или я не заслужил порцию абнимааашек?

Сволочь белесая. Будь он на три, ну на четыре шага ближе - и Тобиуме как раз хватило бы прицельной дальности. Момо чуть не рявкнула какую-нибудь глупость вроде "подойди сюда, я тя даже поцелую" (заразилась от Иккаку, не иначе) - но если она даст Ичимару хоть малейший повод заподозрить, что они собираются заманить его в дом... хотя нет, он уже успел это заподозрить. Не только из-за Тобиуме он держался от особняка подальше.

Момо во что бы то ни стало нужно было чем-то его зацепить, нужно было, чтобы он оказался в радиусе взрыва или хотя бы на расстоянии выстрела. Но как? Сама она Ичимару не интересовала. Она так и осталась для него мелкой дурочкой, которая по какому-то недоразумению носила его шеврон и занимала его законное место рядом с "Айзеном-таааайчо".

Михане-сан ушла с отрядом Ибы. Оттуда, где они должны были находиться, уже доносились звуки разгорающегося сражения. С этой стороны помощи ждать не приходилось, да и потом, вряд ли затея с маскировкой сработала бы во второй раз.

- Так вооооот, на кой ляд вы притащили маю Рангику в такое залатушное меесто? - Ичимару критически оглядел окрестности, и на миг ей показалось, что он сейчас добавит что-то насчет "ледяные глыбы и художественно разложенные оторванные конечности - не очень удачный дизайнерский ход".

Вот оно.

- Кто сказал, что нам пришлось ее тащить? - Момо оскалилась как можно гаже, пытаясь скопировать любимое выражение лица Ичимару для пущего эффекта.

Эффекта, правда, никакого не вышло. Наверное, нужно было тренироваться заранее.

- Да лаааадно, ты мине тут будешь расскаааазывать, что знаишь ие лучше, чем я? Мая Ран никадааа ни палезет в такую дыру - да я ж ее сам в свае время вытащил из такооой же! И сичаааас вытащу, - определенно, в гадостности улыбок Ичимару понимал куда больше нее.

- Она не нуждается в твоей помощи, - Момо сделала шаг назад, к двери. Широ подплыл чуть ближе. Стоило немалых трудов держать в поле зрения их обоих, не зная, которому вздумается кинуться на нее первым - и, если уж на то пошло, странно было, что Ичимару не заколол ее сразу.

- Ооой ли? - неубедительно удивился Ичимару. Он тоже приближался, но медленно, чересчур медленно. - Даже таааак? А пазави ие сюдаа, пускай ана самаа мине это скажет?

Момо лихорадочно пыталась придумать что-нибудь умное, но ничего не выходило. Холод очень мешал думать (или это просто она действительно набитая дура и холод тут ни при чем?). От Широ-тяна ничего не осталось, а Ичимару попросту забавлялся с ней. Может, у него просто не укладывается в голове, что я могу представлять опасность, подумала она. Может, еще получится застать его врасплох...

- Ой, я поооонял! Ран-тян там неееет! Гаааадом буду, ие нет в этом сарааае! Вы такие уууумненькие, вы ие где-то спряяяятали, ну так я тоооже побуду уумненьким и папрашу тваево дружка сделать из вас сад ледяных скульптууур, а потом, потооом папрашу уже Айзена-таааайчо прислать ище каво-нибудь к вам в кампаааанию...

У Момо не дрожали руки, вовсе не дрожали. "Еще кого-нибудь"? Кого? О чем это он?..

- Тааак, каво же нам позваааать? - Ичимару снова разулыбался - из всех его улыбок эту она видела во сне особенно часто, и прекрасно обошлась бы без того, чтобы любоваться ею еще и наяву. - Хочешь Абараая? Вазьмете лапочку Изуууру, закатите студенческую пирууушку па старой паааамяти, а?

Момо стиснула рукоять меча изо всех сил, обдирая ладони еще сильнее и цепляясь за боль словно за якорь. В воздухе над ее головой что-то бормотала и глухо порыкивала тварь, бывшая ее названым братом. В любой момент Широ мог спикировать вниз и перекусить ее пополам, и вряд ли она смогла бы ему в этом помешать.

- Или, может, Укитаааке тоскует без сваего сердечного друуга? Или без мааленькой, но гооордой Рукии-тяян? Айайай, к черту пееерья, я должен это вииидеть!

Если она сейчас кинется на Ичимару, он ее прикончит. Без вариантов. Но тогда ему не с кем будет препираться и ему придется войти в дом. Хотя нет, он просто пошлет туда Широ и тот подорвется на оставшихся минах. Оставалось только одно.

Ичимару мог лгать, говоря об уцелевших пленных, ей неоткуда было знать наверняка. Но ведь и он считал, что она лжет, говоря о Рангику, и тоже не мог знать наверняка. Только поэтому Момо все еще была жива.

- Я пойду и приведу ее, - выдавила она, стуча зубами куда сильнее, чем хотелось бы. Ичимару картинным жестом приложил ладонь к уху. - Рангику-сан в доме, я пойду и приведу ее! - проорала Момо. - Прямо сейчас пойду и приведу!

Ичимару заулыбался - и вот это действительно была худшая из всех его улыбок, которые ей когда-либо доводилось видеть. Счастливая улыбка. Искренняя.

Во всяком случае, Момо выиграла себе несколько секунд или даже минут - правда, пока что понятия не имела, зачем, но только что у нее не было и этого.

Этого было достаточно. Она начала пятиться к двери, не решаясь повернуться спиной к этим двоим, и тут мир разлетелся на тысячу разноцветных осколков.

Витражное окно разбилось, успела подумать Момо, инстинктивно пригибаясь - что, черт возьми, происходит, это не могла быть мина, взрыва же не было?..

Битое стекло осыпалось, Момо выпрямилась - и когтистая лапа, покрытая серой чешуей, схватила ее за руку.

Она даже не заметила, когда Широ успел приземлиться. Отступать было некуда, холод прикосновения пробирал до кости даже сквозь три слоя одежек, вырваться она не могла, заставить себя поднять голову и посмотреть в лицо, которого не было - тоже, потому продолжала тупо разглядывать серые чешуйки, не зная, как себя вести.

Широ все настойчивее тянул ее за запястье, заставляя отпустить Тобиуме. Момо подчинилась, решив, что лучше так, чем остаться с переломанными пальцами, но странное дело - он был осторожен, будто не хотел ей навредить, даже цепкий холод заметно поослаб. Ни с того ни с сего Широ ужасно заинтересовался - по крайней мере, выглядело похоже на то - кровью на ее ладони. Он медленно водил когтем вдоль ссадин, едва касаясь, и ворчал все настойчивее и - вопросительно, что ли?..

...он пытался спросить, кто это сделал.

Момо не могла обвинить Киру, потому что Кира ничем не был виноват в том, во что его превратили, но был ведь и кое-кто еще.

Она машинально перевела взгляд на Ичимару.

Тот, казалось, забыл о них обоих - все его внимание было приковано к разбитому окну.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

- Исане-кун!

Исане видела, что Кире уже не помочь, но это не имело значения. Нужно было обработать рану. Долг врача - оказывать помощь пострадавшим.

Она сидела на пятках, мерно раскачиваясь, сжимая пальцами виски, ох, нет, теперь у нее даже волосы в крови, в его крови, что же она натворила, что она натворила?..

- Исане-кун!..

На секунду ей показалось, что дыра Пустого на груди Киры зарастает - но нет, края просто расплылись, уступая дорогу черноте. Кира распадался прахом, и Исане не могла остановить процесс, никак не могла.

- Исане, прекратите! Это приказ!

Исане резко села по стойке смирно, хоть ее и затрясло еще сильнее. Как она могла забыть о своем главном пациенте?

Укитаке так и лежал там, где она его оставила, когда пришлось... пришлось освободить руки, чтобы взяться за меч.

- Послушайте меня, лейтенант, - он говорил холодно и жестко, и смотрел так же. - Мне от вас нужно следующее. Во-первых, наложите шину на ваш перелом. Не забудьте обезболить - это делается заклинанием, и вы его знаете. На то, чтобы срастить кость, потребуется время, которым мы не располагаем.

- Но, Укитаке-тайчо...

- Затем помогите мне подняться. Для того, что мы намерены сделать, мне нужно стоять на ногах, и вы поможете мне добраться до главного входа.

- Вы плохо себя чувствуете! Вам нужен отдых и...

- Я собираюсь... - он запнулся, чтобы перевести дух - а может быть, чтобы подобрать нужные слова... или сдержать ненужные. Когда он заговорил снова, в его голос вернулась привычная мягкость. - Я чувствую себя плохо намного дольше, чем вы живете на свете, Исане-кун. В этом бою я даже не рассчитывал уцелеть.

- Пожалуйста, не говорите так!

- Но я все еще рассчитываю на то, что уцелеть сможет кто-то из вас, а для того, чтобы это стало возможным, нам необходимо навязать ближний бой нашему противнику. Я боюсь даже представить, что на уме у Хинамори-кун, и не уверен, что она сама это представляет, но в любом случае следует напомнить Ичимару, по какой причине он вообще сюда явился.

Исане была благодарна за приказы, благодарна за возможность делать и не думать, благодарна даже за Такано, который возник на пороге как раз когда она пыталась одной рукой зафиксировать перелом, и без лишних предисловий кинулся помогать.

- Не думаю, что вас нужно предупреждать насчет "будет больно", - сказал он. - На счет "три"?

Она кивнула.

- Отлично. Раз... - он резко дернул, и Исане взвизгнула как девчонка.

- Что это бы... хотя неважно, - она ощупала запястье - на пример для учебника не тянет, но сойдет для полевых условий, и отек проявиться не успел, а что больно до ломоты в зубах - ну, это так и задумано, и она действительно знает заклинание, которым это легко можно исправить. - Спасибо вам.

Он пожал плечами.

- Обычно на "два" все почему-то начинают страшно волноваться. Где Хинамори? Она собиралась вернуться сюда, и она мне нужна. Я не смогу без нее переподключить детонаторы. Этот парень, - он покосился на то, что осталось от Киры, - разгромил по дороге сюда все, до чего смог дотянуться.

- Она снаружи, - только и сказал Укитаке-тайчо. - Возможно ли привести мины в действие вручную, если дело дойдет до этого?

- Да, - Такано едва уловимо замялся. - Вряд ли тот, кому придется этим заниматься, уцелеет. Работенка - не фунт изюму.

Укитаке устало прикрыл глаза.

- Точно подмечено, офицер Такано. Я предпочел бы, чтобы мне не пришлось отдавать этот приказ, но...

- Я все сделаю, сэр.

- Не надо! - вырвалось у Исане. - Я могу подорвать их с безопасного расстояния, для этого понадобится всего два-три заряда, или...

- Вы нужны мне рядом со мной, Исане-кун. Я предпочел бы, чтобы мне не пришлось отдавать и этот приказ тоже. Такано, пока вы еще здесь - у балконной двери лежит розовый шарф. Широгане-кун оставила его здесь, когда отчитывалась о выполнении задания. Принесите, пожалуйста.

Такано сделал, как просили, и удалился - возможно, затем, чтобы в любой момент все-таки обрушить особняк им на головы.

- Идите сюда, Исане-кун. Вы не сможете наложить шину одной рукой, - Укитаке выбрал из ближайшей груды книгу побольше и отрезал две широких полосы от обложки, потом, чуть поразмыслив, оторвал длинный край от розового шарфа. Исане послушно протянула ему пострадавшую руку. - Придется обойтись подручными средствами. К слову - почему вы не сделали обезболивание сразу?

- Мне нужно было чувствовать, что и куда я вправляю, - Исане завороженно смотрела, как виток за витком ложится розовая ткань. - Вы хотите, чтобы я изобразила из себя Мацумото-сан? Но ведь...

- Вы сложены так же, как она, и вы можете весьма убедительно кричать, и если мы сделаем все как следует, Ичимару лишь мельком увидит то, что он очень надеется увидеть - он коснулся ее щеки. - Чем бы там ни занималась Хинамори-кун, она делает это затем, чтобы выиграть для нас время, так не будем же тратить его попусту. А теперь помогите мне встать.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Момо поглядела вверх. Широ-тян - тоже. В выбитом окне мелькнул силуэт женщины в розовой шали - ни лица, ни фигуры толком не видно, если смотреть снизу...

- Рангику?!

В первый и, как она очень надеялась, в последний раз в жизни Момо искренне пожалела Ичимару. Как и она, он отдал бы полмира за то, чтобы Рангику была жива и здорова - только в отличие от него, Момо уже знала, что полмира тут ничем не помогут.

Ичимару счастливо расхохотался и всплеснул руками. Кинуться в дом на радостях он и не подумал.

- Айечкииии, так это прааааавда! А я уж думал, дууурят нашего браата!

Черт. План - если это был план - не сработал. Хуже того, еще минута-другая - и даже Ичимару заметит, что перед ним вовсе не Рангику.

Широ заскулил - вряд ли он понимал, что происходит, но крик встревожил его. Исане исчезла, и на ее месте показался Укитаке - с суровым лицом и обнаженным клинком.

- Чтооо?! Ни смей! Атпусти ие, гааад, у тибя нет никакого праава, мая Ран-тян, атдааай! - бьющийся в истерике Ичимару смотрелся бы почти комично, если бы от него не повеяло резко такой страшной злобищей, что Момо едва удержалась на ногах.

Из дома ответили полным молчанием. Широ-тян буркнул что-то, когда его окатило потоком ярости и рейацу, и снова принялся изучать ладонь Момо.

(Невесть откуда всплыло воспоминание, такое смутное, что, может быть, и не воспоминание вовсе - когда вот так же саднили ладони, на которых застывала кровь, и хотелось уснуть и не проснуться, и вокруг были только холод и гнев и Широ).

- Охохонюшкеее... Хицугааайя! - лениво протянул Ичимару, будто и не было недавней яростной вспышки.

Широ резко развернулся и зашипел.

(Момо, считай, прямо заявила ему, что это Ичимару ее поранил.)

- Широ-тян, не надо! Подожди!.. - она наконец высвободила руку и схватила его за плечо - пальцы утонули в мягких перьях.

- Вииидишь вооон то акоооошко? Будь друуугом, слетааай туда и найди мине Рангику - ты ж ие пооомнишь? Ой виииижу, пооооомнишь, - Ичимару идиотски хихикнул. - Будите тусоваааацца вместе, как раааньше... понял, нет? Ну, будем щитать, что пооонял. Идии уже, чиво застыыл?

Широ зарычал и бросился.

- Аааа, ну коли так - лааааадно... пристрелииии, Шинсо.

То, что осталось от Широ, пролетело по инерции еще метров десять, прежде чем рухнуть на землю и осыпаться черной пылью.

Момо не заметила, как ее понесло вперед. Она кричала, и Тобиуме кричала, и ненависть горела огнем в груди и огнем на клинке... а Ичимару даже не пошевелился, просто стоял там, лыбился и чуть ли не строил ей глазки. Даже не соизволил втянуть меч для нового удара.

- Алееее, Хинамори-тяяяян, - он сделал небрежный жест, словно отгоняя муху.

Безымянное кидо ударило ее в упор. Она врезалась в дверной косяк (ребра весело хрустнули) - это затормозило полет, но все равно ее протащило через весь холл прямо к развалинам лестницы.

Момо уговаривала себя встать, ей обязательно нужно было встать, пусть даже у нее и болело все что можно и что нельзя. Чудо из чудес, она не выронила Тобиуме. Оставалось сделать всего ничего - только выбрать мину побольше, прицелиться и подорвать их всех вместе с домом к херам собачьим. Она начала поднимать Тобиуме, но нога в сандалии прижала клинок к полу.

- Ненене, зааааичка, ненене. Как я тибя подловил, ааа? Балтаааают, что ты у нас типа "искпееерт" по части кидо, а ты даже от такой элементаааарщины ни увернууулась... - он захихикал снова. - Думала, можешь со мной тягаааацца, дааа? И твой браааатик тоже так думал, и гдеееее он типерь?

Она попыталась отползти, но немедленно получила от Ичимару пинка в живот. Тобиуме вырвали из ее рук и отшвырнули в кучу мусора.

- Нуууу, типерь понялааа, чиво ты стоооишь на зимле нашей греешной? А сичас я быыыстренько тибя прирежу - ты ж панимаааешь, если я этово ни сдееелаю, ты патом быстренько прирежешь миняяяя, а ано мине нааада? И тогда я спакоооойно пайдууу и атыщу Рангику. Извиняяяяй - вы праиграаали, я пабедииил. Вооот оно как, Хинамори-тяяяян.

Он подцепил ее носком сандалии за плечо и перевернул. Острие Шинсо коснулось ее горла.

Ну вот, ее сейчас убьют и она никак не сможет этому помешать.

Но Ичимару не спешил выполнять угрозу. Он таращился во все глаза на какую-то точку на ее шее (в первый и, как ей хотелось бы надеяться, в последний раз в жизни Момо видела, как Ичимару таращится - до сих пор ей казалось, что его глаза-щелочки просто не умеют открываться).

Она почувствовала слабый укол - это Ичимару поддел кончиком клинка ожерелье Рангику.

@темы: переводы, Winter War/Зимняя Война, bleach

---

письма из горящего танка

- от испытательного срока осталась неделя. Конечно, именно в эту неделю я должна была с грохотом уронить продакшен с утреца понедельника, именно в тот момент, когда мой начальнег был в отпуске, начальнег начальнега еще не отошел от недели в нашем обществе и попыток вылететь в богоспасаемый Лондон в условиях снежной бури, а собсно я ползла через заснеженную равнину хотя зря зачеркнула, именно через нее, и вообще не знала, попаду ли в офис. По итогам - ну, по итогам мне сказали, что я ни в чем не виновата и сделала все, что могла. Где-то тут, в принципе, настает логический момент для присылания шелкового шнурка на дом, или там, я не знаю, спецножика для сеппуку - кстати, как он, массаракш его за ногу, называется, кусунгобу же? Короче, мои надежды на то, что хоть оставшуюся неделю из последних трех месяцев я буду похожа на человека или хотя бы медведа, а не на девяносто кило мелко вибрирующего и порющего херню желе, оправдались с треском, дассс, моя прелессссть.
- шла рота красноармейцев и пятый месяц перевода очередной леденящей душу ЗВ-главы. Затяжные проекты - они как луковицы многолетний брак: вроде и все хорошо, и быт налаженный, и любовная лодка пока еще не разбилась об, но как-то смотришь и понимаешь, что как-то заебался, а разводиться не собираешься и вроде как и незачем, и вообще если уж начали, то в любом случае лучше закончить (с). В свое время эта глава выбила меня из равновесия на пару дней минимум, потому что она и правда очень тяжелая и эмоционально насыщенная, но свое время было почти три года назад, а сейчас я смотрю на текст и вижу не развитие сюжета и бурление, прастити, страстей, а исключительно то, что он слишком длинный и почти протокольно подробный, как и все у Софии, trademark style, что тут поделаешь, и у помянутой Софии конкретно в этой главе плечо раззудилось так, что даже Лирален может только восхищенно завидовать, от чего относительно невинные описания каждого вдоха и взгляда на пол-абзаца грамматические конструкции в переводе, хоть тресни, звучат как "зяблик одиннадцать позавчера" (с), и кстати, будь проклят тот день, когда мне вздрючилось в голову передавать блядский ичимаровский акцент фонетически. Ну бывает, да. Делала первый в жизни художественный перевод и вообразила себя Йеном Бэнксом. Всего-то теперь полсотни глав терпеть Гинчега, базарящего на олбанском.
- страдала от недостатка Торина в организме, неосторожно сунула нос в Robin Hood BBC, надеясь утешиться Гаем... ну чо тут скажешь. Сэр Гай из Гисборна в основном умеет три вещи: строить глазки, если в кадре Мариан и/или Робин, строить лицо жертвы педофилов, если в кадре шериф Ноттингемский и/или принц Джон, строить из себя придурка, если в кадре вообще всегда. Все выходящее за пределы этого перечня случайно и зависит от того, который из сценаристов нынче оказался у руля и какую именно стену он успел скурить. Кроме того, у Гая внезапно есть младшая сестра, и она Ирен Адлер не в коме, и мы все прекрасно знаем, что такое ничем хорошим не кончается. В общем, лучше уж я скачаю Strike Back и буду шесть серий любоваться на то, как Торин, Король-под-Горой полковник Себастьян Моран майор Джон Портер берет в плен половину населения Афганистана - в отличие от тонистарка, который как раз успел взять в плен вторую половину, он это делает бесплатно. Потому что гусары денег не берут.
- И выпустили на нас поганые омериканцы Мадлен Олбрайт, дабы устрашились мы ужаса толстого, бред несущего. Но вышла навстречу Валерия Ильинична Новодворская, и узнали тут поганые омериканцы, что есть ужас толстый и как бред выглядит. В смысле, в связи с п.1 и вообще хочу тематический юзерпик. Хотя бы с Мадлен Олбрайт, потому что Валерия Ильинична несет в себе слишком много коннотацый, которых, в свою очередь, могу не вынести я.
- мимими и разное.

---

БП//Будни демона

Название: Будни демона
Автор: CrippledSeidhe
Бета: answeraquestion
Фандом: Bleach
Пейринг: Зараки Кенпачи/Укитаке Джууширо, односторонние ОЖП/Зараки Кенпачи, ОЖП/Укитаке Джууширо
Жанр: сюр, мистика, романс, драма, hurt/comfort
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Мир и герои полностью принадлежат Кубо Тайто. Если бы они принадлежали мне, все было бы по-другому (с) ОЖП - наша
Саммари: Выдайте девушку замуж насильно, сделайте из девушки демона и снова насильно отдайте ее нелюбимому мужчине... И не ждите снисходительности
Предупреждения: ОЖП, Мери-Сью, POV от первого лица

Ну, давай знакомиться, что ли...

Ну, давай знакомиться, что ли. Нам тут еще долго валяться, я местные порядки знаю. Значит, меня зовут Юрико. Почему Юрико? Да лаборантик один меня так окрестил, он за нами приглядывал и всем давал имена. Жалостливый был очень. И вкусный. А имя как-то прилипло, да и потом, знаешь ли, это лучше, чем называться «образец ПП/121».

Что я такое? Гаки я, дорогуша. Или прета, кому как больше нравится. Хотя, вообще-то, ты нашел, что у девушки спросить, обормот железный. Вот обижусь и вообще ничего не буду говорить, лежи и тухни от скуки. Понакуют тут всяких, а мне потом вопросы глупые слушать. Или вообще возьму и съем тебя.

Что? А, я всё ем. За то и ценят, можно сказать.

Слушай, ну зачем ты такой тупой? Ты случайно не моего придурка занпакто? Хотя не, наш не говорящий, и не слышит ничего, кажется. Жалко беднягу, ну да что я могу поделать. Меня тоже никто не спросил, хочу ли я весь остаток посмертия провести с таким человеком. Я те хуже скажу, меня никто не спросил, хочу ли я весь остаток посмертия ничего не соображать и жрать все, что вижу. Согрешила? Ну знаешь, я б на тебя поглядела на моем месте. Сидела день-деньской дома, ни выйти, ни заняться чем, муж, видите ли, занят, устал и вообще я курица тупая и говорить со мной не о чем… одна радость — съешь вкусненького и успокоишься. Кухарка у нас уж очень хорошо готовила. И жалела меня. А потом я с лестницы упала — сама, конечно сама, а ты как думал, небось и дознавателю так сказали — а этот, как его, с весами, мне и говорит: чревоугодие, мол. И обжалованию не подлежит. При жизни надо было головой думать, голубушка.

Знаешь, я даже рада была, когда меня поймали. Простые души — они пресные совсем, даже камни и трава, и те вкуснее. Что? А ты думал, я скажу, что мне их жалко и совесть мучает? Вот тебя, когда тобой хозяин размахивает и рубит, кого ему больше понравится, что-нибудь мучает? Ну и вот.

Я только одного не ждала — что после смерти опять начнется то же самое. Что меня опять отдадут мужику, с которым я никогда не буду голодать, только вот других достоинств у него как-то не наблюдается. Если это — тоже наказание, то за всего-навсего чревоугодие его, как по мне, многовато.

Нет, серьезно, чувствую себя как снова замужем — и не деться никуда, и делать нечего, и поговорить не с кем, зато кормят как на убой. Только у этого еще и ребенок. И я тебе чем угодно клянусь, я не знаю, чем надо согрешить, чтобы заслужить в посмертии эту маленькую избалованную тварь. Нет таких грехов, клянусь всеми своими зубами. Прикинь, она все время норовит меня сдернуть, потому что «Кен-чану так веселее». А Кен-чан, значит, потом каждый раз пришивает мне оторванные завязки и матерится так, что даже у меня уши в трубочки сворачиваются, и так — двадцать восемь раз подряд. Радости семейной жизни как они есть.

Говоришь, у меня ушей нет и сворачиваться нечему? У тебя вон тоже нет, но ты же меня слышишь. Не придирайся к словам.

Знаешь, если подумать, мне во втором браке даже больше повезло. Поговорить, правда, все равно не с кем — он если и знает, что я живая и разговариваю, то чихать на это хотел — но это мы уже проходили. Зато мы много гуляем. Разговоры чужие, опять же, послушать можно. Слух-то мне, спасибо им, оставили.

Что? А, я ж не вижу ничего. Ну, почти. Ты ж Маюри знаешь? Да не дергайся ты так, я чуть с полки не упала! Вижу, что знаешь, так вот, Маюри меня лично делал, ему всего-то нужно было, чтоб я лопала не рейши, а рейреку, но в процессе он, как бы это, немножко увлекся. Зрение-то еще полбеды, а вот к разноцветным звукам и прикосновениям, у которых есть запах, я долго привыкала. Что? Да Маюри хотел, чтобы мне казалось, что у рейреку есть вкус. Откуда знаю? Подслушивала я. Кстати, его голос — совершенно несусветного цвета.

Вообще-то я ему благодарна, гаду наформалиненному, за то, что глаза мне не оставил. Почему? Потому что кто его знает, какую сторону меня ему бы вздумалось сделать зрячей. Не уверена, что мне бы захотелось до скончания века любоваться на физиономию Кенпачи и уж тем более на глазик Кенпачи. Вот только иногда так хочется увидеть…

Чего замолчала? Ну, девушке тяжело про такое говорить. В общем, его зовут Джууширо, и я … влюблена я, понимаешь? Совсем-совсем влюблена и ничегошеньки не могу сделать в таком-то виде. Даже сказать ничего не могу, даже намекнуть. И посмотреть на него не могу. Одна радость — может, за, так сказать, супружескую измену когда-нибудь повезет переродиться во что-нибудь поприличнее, только вот мне кажется, что весь свой запас везения я уже исчерпала.

О чем это я? Ну ты так спрашиваешь, будто я сама знаю. Мне женская интуиция шепчет, понял? Говорю ж, второй брак у меня оказался удачнее первого. Когда у скучного дурака-мужа есть умный, очаровательный и благородный… эммм… друг, который часто приходит в гости — это очень большая удача, уж поверь на слово. Я, честно, влюбляться не собиралась, куда мне в моем положении, но если б ты знал, какой у него голос… Уж на что у меня жизнь на общение небогатая, но я поначалу даже не слушала, о чем они говорят. Занята была, дурочка, тем, что эстетически наслаждалась. Прохладный голос и серебристый, и чуть полупрозрачный, и светится, и сам он весь тоже светится изнутри серебристым и черным, не спрашивай, как это, все равно не объясню. Я уже тогда должна была догадаться, ведь все же на поверхности лежало — нет, правду говорил мой бывший, что я курица безмозглая. Хотя даже если бы догадалась сразу — что я могла сделать, ну что?

Какие-какие слухи, говоришь, ходят? А, эти. Мог бы сразу меня спросить, я б тебе и сказала, что все — чистая правда. Но это не сразу началось. Сначала они просто разговаривали. И пили чай. Я вообще-то была уверена, что Кенпачи как-то не по разговорам, особенно когда трезвый. А когда нетрезвый, он только храпеть хорошо умеет. Может быть, ему просто так сильно хотелось, чтобы Джууширо продолжал приходить в гости. Мне бы на его месте хотелось. Мне и на своем-то месте хотелось этого так, что словами не сказать. Знаешь, они постоянно спорили, по-моему, не было такого вопроса, по которому у них мнения совпадали или могли совпадать — и неважно, шла речь о том, как надо убивать, как надо воспитывать детей или какими сладостями вкуснее всего заедать чай. Мой-то придурок — сладкоежка, каких мало, а все вокруг думают, что Ячиру, не к ночи будь помянута, для себя ворует. Я тебе вот что скажу — ты никогда не верь тому, что все вокруг думают. Они и десятой части правды не знают.

Да не расстроена я. И не плачу. Чем я плакать могу, скажи на милость? Расстроена я была, когда поняла, что мой-то к Джууширо клинья подбивает — еще до того поняла, как они оба сами это поняли. Ну, я ж не слепая, то есть слепая, конечно, но отпечатки рейреку, кстати, прекрасно вижу. Все бы отдала, чтобы знать, какое у Джууширо лицо, сколько можно на силуэт любоваться… ладно, отвлеклась я. На него и не захочешь, а отвлечешься. Вон и Кенпачи отвлекся. На всю голову целиком, можно сказать. Он-то молчал, но рейреку-то в карман не спрячешь, тем более когда ее столько, и со стороны все видно, если знаешь, куда смотреть. А я, куда смотреть, знаю. Ох, знаю. Если б я еще тогда понимала, что вижу, понимала, что уровень энергии у него резко падает не только из-за того, что вся кровушка ухнула в те места, которыми детей делают. Дура я была ревнивая, места себе не находила от возмущения, что он, засранец такой, при живой жене — при мне, то есть — на чужих мужиков заглядывается, да не просто на мужиков, а на одного-единственного, на которого мне самой страсть как заглядываться хочется. А мне, всей такой обделенной и оскорбленной, даже за скалку взяться нечем, чтоб объяснить дорогому супругу, в чем он неправ.

И мне не нужно было никаких глаз, чтобы видеть, как они целуются. А и будь у меня глаза, ничем бы они мне не помогли, ничего я тогда не соображала, кроме того, что наш Кен-чан, сука, кобель похотливый, и что я ему так завидую, что лопнуть готова. А то, что рейреку куда-то девается, я списала на то, что похотливый, и что кобель. Гениально, согласна. А после того, как у них дошло до этого самого, я начала замечать, что как-то… есть хочется. Я уже напрочь забыла, каково это — хотеть есть. Вот тут даже у меня начали наклевываться подозрения. Только я тогда сама не знала, что именно подозреваю. Не знала до тех пор, пока однажды, в разгар очередной ночки, когда Кенпачи решил побыть особенно похотливым кобелем, Джууширо не потянулся меня снять.

Знаешь, я смотрела на светящийся контур его ладони и умирала от счастья — и дай мне волю, я бы занималась этим все оставшееся посмертие — и совсем забыла, что будет, когда он меня тронет. Хуже того, я к нему тоже потянулась. Поцеловать хотела, дурища. Хоть разочек.

Его касание пахло солнцем, солью… и гнилью — я еще успела этому удивиться, но потом вспомнила, что он же не самого крепкого здоровья. И испугалась, что сейчас с размаху проглочу всю силу, что у него есть, и он погибнет, а мне потом тоже жить незачем…

В лабораториях, где меня держали, я видела, как отталкиваются одинаковые полюса двух магнитов.

То есть я попыталась закусить им, а он — мной. У меня оно никак не укладывалось в голове и я, честно, старалась вообще про это не думать и сосредоточиться на том, что все в порядке, что я ему не навредила. Джууширо ахнул и отдернул руку, Кенпачи проворчал что-то насчет «не трогай эту хрень, она кусается» и они вернулись к прерванному занятию, а я вернулась к тому, чтобы все еще стараться не думать.

Женская интуиция шептала, что пользы от моих стараний будет не очень много.

Нечего на меня так кривиться, понял? Женская интуиция не ошибается.

Ну так вот, я довольно долго старалась про это не думать, у меня даже неплохо получалось, а потом однажды поздно вечером мы уложили маленькую паршивку спать и пошли прогуляться на сон грядущий, потому что Джууширо в гости не ждали. Вот тогда-то мы его и увидели.

Джууширо светился, и мне, вот уж чего от себя не ожидала, ужасно не понравилось, как он это делает — как-то неровно, пятнами, белоснежное поверх серебристого поверх невнятно-белесого поверх вообще невесть какого цвета, и даже очертаний фигуры почти не видно, будто он был обессилен до последнего предела. Наверное, именно поэтому мы не заметили его, пока не подошли вплотную. Я даже испугалась, что его ранили или у него приступ, но тут Кенпачи подал голос:

— Ну, ты уже всех, кого хотел, порешил, или помочь чем?

Неровный, прерывистый контур пошатнулся и молнией кинулся в нашу сторону.

На этот раз Джууширо все-таки удалось меня сорвать.

Он меня так и не выпустил — стискивал в кулаке, а я в свою очередь стискивала зубы и пыталась… ничего такого я, в общем, не пыталась, все и так было понятно. То есть то, как я могла все это время принимать гаки за шинигами, как раз понятно не было, как и то, как все вокруг умудрялись делать то же самое. Но я уже говорила, что люди, что бы они о себе ни думали, ни черта не видят даже под самым своим носом, и я тут ничем не лучше остальных. Ну, мужчина, которого я полюбила, оказался таким же голодным демоном, как я. Ну, застали мы его за трапезой. Дело-то житейское, всем нужно есть.

А если он собирался съесть Кенпачи целиком, то так тому и надо. Пусть не подглядывает и не ходит где не просят, сам все испортил.

Да, я не очень примерная супруга, я в курсе. И не очень умная, раз забыла, что Кенпачи так просто не проглотишь, если уж мне за столько лет это не удалось. Просто я так разомлела от того, что Джууширо меня держит в единственных объятиях, которые я в таком виде, как есть, вообще могу получить от мужчины, что немножечко перестала следить за тем, что вокруг происходит. Ну и зубы все еще надо было стискивать, да. А потом я поняла, что фейерверк реяцу утих, уже никто никого не ест, зато, кажется, эти двое ссорятся. Вот хоть убей меня, до сих пор не понимаю, зачем было поднимать такой сыр-бор. Джууширо, кажется, считал, что сделал что-то не так. Хотя я, когда голодная, тоже всякую ерунду думаю.

И я еще забеспокоилась — может, наш Кен-чан ему нахамил, пока я не слушала? Или обидел чем? С него, козлины, станется…

* * *


— …ну и чего ты мне предлагаешь? Все бросать и идти стучать на тебя, что ты, маньяк натурный, людей по переулкам душишь? Щас, уже побежал.

Надо же, кое-какой здравый смысл у него все-таки имеется.

— …устав этого требует.

— Ебал я устав во всех позах. Пойдешь к тете доктору, она напичкает тебя валерьянкой, ты успокоишься и никого больше душить не будешь, если для тебя это такая уж трагедия.

Надо же, наш Кен-чан знает слово «трагедия».

— …я не хотел, чтобы ты видел.

— Ну извиняй. Ты б хоть подальше от казарм отходил, если не хочешь, чтоб видели. Кстати, на кой тебе все это надо? Здоровье хочешь поправить?

Ах, скотина, да как ты смеешь ему такое говорить, как ты не видишь, что ему и без тебя плохо, убила бы тебя, если б было чем…

— …есть поверье, что, убивая демона, рискуешь занять его место. Я был молод, горяч и поверья всерьез не принимал. Что из этого вышло, ты видишь.

Все будет хорошо, все будет хорошо, он тебя не выдаст, если выдаст, я сама его сожру…

— Погоди, то есть дело только в этом? Что тебе надо жрать рейреку, чтобы не загнуться? Тьфу на тебя, я уж думал, чего-то серьезное стряслось.

— Я убиваю людей, Кенпачи. Если ты не заметил, это — вполне серьезно.

— Мне сказать было никак не судьба? У меня сраной рейреку — хоть залейся, а ты тут по ночам за какими-то придурками гоняешься.

— Я боялся тебе навредить.

Ему навредишь, пожалуй. Вредилка раньше поломается.

— …то есть мы договорились. Я тебя кормлю, ты не шляешься по ночам черт-те где. И отставить эти твои страдания. Ты ж не смеху ради этим занимался…

* * *


Зачем я тебе все это рассказала? Ну, тут скучно лежать, а я так истосковалась по кому-то, кто меня хотя бы слышит. Что, ты можешь проговориться? Ну-ну. Забыл, где мы с тобой лежим? После того, как тебя Маюри починит, спасибо, если твой хозяин сможет тебя опознать, а на то, что ты будешь помнить, кто ты такой, и сохранишь способность разговаривать, даже не надейся. Никому ты не проболтаешься, а меня, может, вообще заменят на какой-нибудь, не знаю, образец ПП/122. И человек, которого я люблю, будет в безопасности и больше не будет расстраиваться. Предлагаю порадоваться за них обоих.

Я вот, например, радуюсь.

Можешь даже не сомневаться.

@темы: bleach

---

Итак, БигБанг

Мой номер - 31. Бьякухис. БЬЯКУХИС. Сорок тыщ одних курьеров слов бьякухиса!

*за кадром слышны звон ржавых цепей, детский плач и крики пытуемых (тм)*

А если серьезно, то перевести этот самый бьякухис я собираюсь уже полных три года, кажется ))) Оно такой классический дамский роман, такое с соблюдением всех канонов оного, такое при этом мимими, няшное и, незнаю, человечное, штоле, что не поделиться этим с бличеруфандомом, коий, кажется, нифига не пишет классических дамских романов потому что это ниже его бличеруфандомского достоинства, надо полагать было бы не просто преступлением - это было бы ошибкой (с) И потом, истории, в которых финал известен еще до того, как начинаешь читать, и весь текст представляет собой историю о том, how we got here - моя слабость. Одна из. И потом, Форбидден Хризантемум все равно уже не переведешь - автор его очень качественно удалил, бида-бида, Твин Соулз - онгоинг-долгострой и вообще (тм), а So/Anonymous/Heroes тянет на полных четыреста т.сл. и тоже онгоинг-долгострой, а Hammered Down - не онгоинг, слава всему, но слов там зато уже пицот с зацепом т., а Downfall - опять онгоинг и опять долгострой... в общем, вы поняли идею.

@темы: переводы, bleach

---

Winter War. Глава 26. Маюри, Заэль, Урахара: Блюз безумных гениев

Оригинал здесь
Оглавление перевода здесь
Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Переводчик:  CrippledSeidhe
Бета:  answeraquestion
Рейтинг: PG-13
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study, Action/Adventure
Фандом: Bleach
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU.
Действующие лица: Маюри, Заэль, Урахара, Тессай

(Глава 25)

Глава 26, где Маюри-сама ведет в бой за науку полтора десятка Нему, Заэль наслаждается своим психическим здоровьем, а Урахара приносит извинения

Глава 26, где Маюри-сама ведет в бой за науку полтора десятка Нему, Заэль наслаждается своим психическим здоровьем, а Урахара приносит извинения

Маюри, Заэль, Урахара: Блюз безумных гениев

Только Урахара Киске мог продемонстрировать такую наглость, такое хамство, такую непроходимую тупость - открыть врата между мирами в нескольких шагах от лабораторий Куроцучи Маюри. Неужели этот халтурщик считает, что сенсорные и когнитивные функции мозга у Маюри работают так же отвратительно, как и у всех одноклеточных, некогда составлявших костяк Готей-13? Неужели он мог всерьез надеяться, что Маюри не засек возмущения в подпространстве почти мгновенно и теперь не размышляет, как обернуть нежданную находку в свою пользу?

Откровенно говоря, в последнее время Маюри не был вполне доволен сложившейся обстановкой. Или, если уж соблюдать полную точность в формулировках, не вполне доволен тем, как Айзен выполняет данные в свое время обещания. О да, Маюри знал, что от него многое скрывают. Он знал, что в закрытых лабораториях Айзена содержатся готовые материалы для исследований - ценнейшие материалы, ценнейшие! - как бы Айзен ни старался, отрицая это. А девчонка Иноуэ? Или мальчишка Куросаки? Что в них такого, что они могут быть полезны Айзену исключительно не будучи препарированными?

Маюри задумчиво погладил подбородок. И ведь это еще не все! Айзен беспардонно использует его, намеренно стравливая со своим, как его там, Восьмым Эспадой - ба, это манерное насекомое тоже называет себя ученым! На деле Маюри сомневался даже в том, что этому существу известно словарное значение термина "ученый". Оно обладало определенным набором инстинктов, способностью подражать чужому поведению и ничуть не меньшей способностью красть результаты чужой работы - досужему наблюдателю этого могло бы хватить для того, чтобы принять его за человека науки.

На деле даже в Урахаре Киске было больше от человека науки, чем в этой жалкой твари.

- Нему! - позвал он.

Полдюжины Нему бесшумно выстроились за его спиной.

- Чего желает Маюри-сама? - спросила одна.

Он не ударил ее. Побои выступали в качестве отрицательного подкрепления в случаях, когда Нему вела себя по-идиотски. Поскольку ей неоткуда было знать, что он намерен сделать, запрос недостающей информации был полностью корректным.

- Десять из вас останутся на дежурстве. Продолжайте эксперименты по графику. Если Айзен-сама спросит обо мне, сообщите ему, что я занят проверкой поступивших сведений.

Две Нему нахмурились. Некоторые из них до сих пор испытывали трудности с пониманием концепции гибкой иерархии и связанных с ней правил избирательного разглашения информации. Ничем не объяснимые различия в характерах Нему не переставали его занимать, и он уже в которых раз твердо пообещал себе заняться изучением этого вопроса вплотную. Большинство из них, однако, молча кивнули, демонстрируя ожидаемое послушание.

- Две из вас принесут из подсобки прототип устройства для настройки гаргант, - продолжил он. - Пятнадцать оснастят усмиряющими ошейниками объекты за номерами B-19, C-15 и с Д-1 по Д-13.

Крайняя слева Нему подняла руку:

- Будут ли у Маюри-самы какие-то особые поручения для меня?

- Чашку чая, и поживее, - бросил он с некоторым раздражением. - Мы выдвигаемся через пять минут.

Должно было хватить и трех минут, но он мог и ошибиться в оценке времени, необходимого для преобразования уже открытых врат в удобный ему вид. Маюри добился всего, чего добился, вовсе не благодаря тому, что позволял себе небрежность в рабочих ситуациях.

И хотя Айзен приказывал временно воздержаться от вылазок в Каракуру с целью сбора образцов для исследований, он, несомненно, согласится впоследствии, что такую возможность нельзя было упускать. И потом, Айзен в данный момент вне пределов досягаемости и не велел себя беспокоить. Маюри сделал мысленную пометку позже отправить Нему с соответствующим запросом, помеченным задним числом. В конце концов, Айзен - взрослый человек, и сам исповедует принцип "лучше сожалеть о сделанном, чем о несделанном".

Впрочем, ни о каких сожалениях речи не будет, если ему удастся вернуться к Айзену с соответствующими подношениями. Каракура была истинной сокровищницей. Маюри непроизвольно улыбнулся своим мыслям и потер руки в предвкушении. В Каракуре его ждали вайзарды, которым полгода назад удалось скрыться. И целый выводок Куросаки на любой вкус. И Цукабиши Тессай со всеми прихлебателями Урахары в придачу. И все проекты Урахары плюс материалы по ним - ах, информация, богиня нового мира!.. И наконец, сам Урахара Киске.

Что греха таить, если бы Маюри не избавился в свое время от ненужных органов и желез, сейчас его подстерегала бы верная смерть от избыточного слюноотделения.

---

Заэль изучал экраны мониторов и размышлял.

Он готов был поклясться чем угодно, что в происходящем - точнее, в том, что должно было произойти в самое ближайшее время - нет никакой его вины. Это был всего лишь вопрос реакции на демарш. Куроцучи предпринял ряд шагов, чтобы упрочить свое положение - следовательно, Заэль попросту не может не предпринять ряд шагов, чтобы упрочить свое. Если смотреть на ситуацию с такого ракурса, трудно не согласиться, что во всем виноват один Куроцучи.

Айзена поблизости не было и некому было доложить о поведении Куроцучи, не у кого требовать санкций, просить защиты от провокаций и все такое. Айзен находился в полном уединении, погруженный в работу. Заэль мог его понять. Даже всецело поддержать. Взрезать этот маленький фактик специальным ножом сверху донизу, распластать под микроскопом и тщательно рассмотреть, что у него внутри. Где бы ни был Айзен, здесь его не было, и значит, все, что он в свое время узнает о случившемся - то, что пожелает сообщить ему победитель, он же оставшийся в живых.

Заэль хихикнул себе под нос и поднялся с кресла - и тут же бесформенные шевелящиеся комья принялись выползать из углов, менять форму, принимая человекоподобные очертания, и замирать в ожидании его приказов.

Все в его владениях делает в точности то, что ему хочется. Без запинки, без заминки, отныне и во веки веков...

...кажется, он опять хихикает.

Не то чтобы в хихиканье было что-то дурное. Быть довольным самим собою - вполне здоровое поведение. Заэль, наверное, был самой здоровой личностью в замке Лас Ночес - не отягощенный неврозами, не искалеченный противоречивыми идеалами, не связанный ни чувством вины, ни убеждениями. Только истинно свободную в удовлетворении своих базовых потребностей личность можно по праву считать здоровой. Даже Куроцучи Маюри (хихикс!) не мог этого понять.

Но сейчас, в данный конкретный момент, Куроцучи - по недоразумению, не иначе - оказался хитрее. Он планировал вылазку в Каракуру. Если вылазка окажется успешной, для него это будет означать колоссальный приток материала для исследований и резкое улучшение материальной базы. Заэль должен принять меры для поддержания паритета.

Конечно, существовала вероятность, что вылазка успешной не окажется и Куроцучи потерпит в Каракуре унизительное поражение, что он вернется потрепанным, ослабленным, ослабленным достаточно, чтобы Заэлю не составило труда поглотить его и переварить. И такая вероятность значительно возрастала при условии присутствия в Каракуре самого Заэля. Приблизительно до ста процентов.

Он съест малышку Нему! Одну, другую, третью - ам! Он будет подбрасывать их в воздух, а его прекрасные создания - заглатывать их очаровательные тушки на лету - хрусть! Интересно, будут ли торчащие из их пастей ножки Нему конвульсивно дергаться? Заэлю хотелось бы думать, что будут. Его слуги съедят Нему, потом Заэль съест их (пищевая цепочка, пищевая цепочка, что бы мы все делали без пищевой цепочки) и будет расти, будет цвести, будет сиять.

Самого Куроцучи проглотить одним махом не получится. Его хватит на несколько недель, если не месяцев. Впитать все данные, впитать всю информацию, смаковать каждую каплю, перебирать оттенки вкуса - едва ли не более изысканное удовольствие, чем полакомиться его душой.

И все те маленькие, яркие, увертливые души в Каракуре. Как они будут пищать!

Заэль напевал про себя и выставлял настройки для своих подчиненных. В его отсутствие все будет под контролем, полностью под контролем, идеально, стопроцентно под контролем. А он отправится в Каракуру и там сможет убивать людей и есть людей и заполучить много-много всевозможных миленьких препаратиков. Простота потребностей является важной составной частью психического здоровья. Иногда личность нуждается в экзотических удовольствиях. Иногда же хочется просто вскрыть грудную клетку и аккуратно извлечь сердце, пока оно еще бьется, чтобы... - ну вот, он снова отвлекся. Впрочем, неважно.

Заэль приласкал Форникарас и улыбнулся. Какой чудесный день, какой чудесный, прекрасный, славный день.

---

- На два слова, - прогудел Тессай за спиной. На этот раз без всяких "господин директор". В глубине души Урахара был убежден, что Тессай честит его так исключительно из вредности, после того, как сам сто с лишним лет назад зарекся впредь возглавлять что бы то ни было. Конечно, Урахара тоже предпочитал научную работу управленческой, но, в отличие от друга детства, не очень-то желал мириться с тем, чтобы распоряжения отдавал кто-то другой. Тессай спокойно относился к необходимости выполнять приказы. Урахара слишком часто был, пусть и избирательно, глух к приказам.

- Конечно, - Урахара отвернулся от врат, чтобы стоять с Тессаем лицом к лицу. Они остались вдвоем - дети поднялись в магазин, Кенсей с Маширо тоже должны были быть там или поблизости - в общем, под рукой (на случай возникновения чрезвычайной ситуации или, например, возникновения у них внезапного желания совершить что-нибудь героическое и нелепое), Йоруичи ушла поискать чего-нибудь выпить.

Тессай покосился в сторону лестницы с выражением, предполагающим, что он нарочно выбрал для разговора момент, когда дражайшей Йоруичи-доно нет рядом.

- Так вот, - вздохнул он. - Что тут происходит?

Урахара щелкнул веером.

- Естественное нервное напряжение, сам понима...

Тессай отобрал у него веер и отшвырнул в сторону.

- Довольно, - сказал он. - Киске, ты знаешь, что я всецело тебе доверяю - окажи же мне любезность и отплати взаимностью.

Когда Тессай ни с того ни с сего возвращался к тому выспренному стилю речи, к которому их обоих приучали в детстве, это всегда означало, что шутки кончились. Потому Урахара оставил дальнейшие попытки увильнуть от ответа.

- Я уверен, ты и сам понимаешь, что происходит, - сказал он. - Это ловушка.

- О чем ты деликатно забыл сообщить отряду, который только что туда отправил, - полувопросительно, полуутвердительно уточнил Тессай.

- Это едва ли их касается, - в свою очередь уточнил Урахара. - Если Куроцучи попадется на крючок и явится сюда для выяснения отношений, у них будет одной головной болью меньше, а мы здесь разберемся с ним без особого труда. Если же нет - что ж, мы им этого и не обещали и у них будет одной напрасной надеждой меньше.

- Хм, - только и ответил Тессай и огляделся вокруг. - Да, ты прав, обороняться проще, чем нападать, и мы достаточно поработали над этим местом, чтобы любой враг, войдя сюда, уже никогда бы не вышел. Только скажи-ка мне, ты ведь правда собирался сообщить обо всем этом нам до того, как Куроцучи явится с визитом?

В его интонациях можно было различить нечто, подозрительно напоминающее покорность судьбе, и Урахара невольно засомневался, не перебрал ли он на этот раз с соблюдением конспирации.

- Конечно, до того, - быстро сказал он. - Сам подумай - как бы мы организовывали засаду, не зная о ней? Но ты же помнишь, что за человек Куроцучи. Он никогда и ничего не делает впопыхах. У нас есть не меньше десяти минут, пока он будет снимать показания, отправлять зонды и высылать впереди себя группу захвата. Я знаю, как он мыслит и действует. Он не станет вот так запросто ломиться на неисследованную территорию.

Тессай слушал и медленно кивал в такт его словам.

- Звучит резонно, - сказал он. - Я схожу за Йоруичи и вайзардами, и ты сможешь повторить все то же самое в их присутствии, - “и сам будешь объяснять Йоруичи, почему ты не предупредил заранее хотя бы ее” повисло в воздухе. - Ты что-то еще хотел сказать?

- Нет-нет, - с улыбкой заверил его Урахара. - По-моему, теперь ты уже точно все знаешь.

Тессай молча направился к лестнице, ведущей в подвал магазина.

Сам не зная, что на него нашло, Урахара крикнул ему вслед:

- Погоди!.. Ты же правда понимаешь, что я бы... то есть, ты ведь не думаешь на самом деле, что я бы ничего не сказал вам и молча ждал, пока все не случится?

Тессай вздохнул - его могучие плечи заходили ходуном.

- Я не сомневаюсь, что ты сообщил бы нам, когда счел бы нужным, - проговорил он, не обернувшись.

Урахара кивнул, радуясь, что Тессай все-таки все понял правильно.

- Это просто привычка. Ты же знаешь. Ты же меня знаешь?

- Да, Киске, я тебя знаю. А теперь мне лучше пойти и привести остальных, если мы и впрямь собираемся организовывать какую-то засаду.

- Отличная идея, - сказал Урахара и вернулся к наблюдению за вратами. Режим ожидания позволял сохранять сформированный коридор между мирами за счет поглощаемой извне энергии. Урахара соединил в свое время технологии Общества душ и принципы построения гаргант, и сумел создать структуру повышенной стабильности, да к тому же защищенную от рыскающих в подпространствах чистильщиков - полуразумных и всеядных сгустков энергии. Он считал, что по праву может собой гордиться.

Кроме того, он знал врага как облупленного, и это тоже вселяло оптимизм. Он довольно долго работал вместе с Куроцучи и изрядно сомневался, что у того за годы разлуки радикально изменились характер и повадки. Испортились - возможно и даже вероятно, но ведь это совсем не то, что измениться. Куроцучи мог быть маньяком, но именно поэтому он был прежде всего маниакально осторожен. Он никогда не бы не рискнул просто так просочиться в незнакомую дыру, не потыкав в нее предварительно палочкой и не пропихнув внутрь парочку зондов. С другой стороны, Куроцучи точно так же был органически неспособен отказаться от того, что втемяшилось ему в голову, будь то идея, направление исследований или застарелая вражда. Если уж он взялся что-то делать, то ни за что не позволит себе отступиться.

Урахара допускал, что такая черта характера в принципе может быть достойна восхищения, или могла бы быть достойна, если бы ей нашли применение получше.

Он нахмурился. Внутренность врат слабо завибрировала - невооруженным глазом можно было зафиксировать колебания посторонней частоты. Урахара придвинулся ближе, опустив шляпу на глаза, чтобы защитить их от свечения, и внимательно всмотрелся в переплетение заклятий. Как необычно, даже можно сказать оригинально - казалось, что кто-то на другом конце активно пытается сдвинуть локус врат с его (Урахариной) стороны, при этом удерживая врата со своей (предположительно Куроцучи) стороны неподвижными. Такая процедура потребовала бы высоких затрат энергии, но сам процесс напоминал бы срезание сургучной печати с документа раскаленным ножом, то есть локус скользит вдоль теоретической оси как раздвижная дверь - вдоль желоба, с той разницей, что в данном случае мы двигаем не дверь, а вход - тонкое философское различие, которое Куроцучи (если это был он), без сомнения, высмеял бы вместо того, чтобы рассмотреть его хотя бы эстетически...

- Киске, - прошипела Йоруичи, возникшая из шевелений воздуха у него за спиной. - Что, черт возьми, происходит с вратами?

Урахара поправил шляпу и повернулся к Йоруичи лицом. Ее глаза горели, и гнев окружал ее красивейшим огненным ореолом.

- Возможно, я немного ошибся, - признал он.

И врата сдвинулись.

@темы: переводы, Winter War/Зимняя Война, bleach

---

пра бличеглаву

Ы.
Мда.

под катом йа не ерничаю, не спойлерю и не вру

В главе были замечены:
- божэственный Маюре-сама с лекцией по матчасти
- заочный реверанс в сторону Кома-куна как ковайного элемента, потому что ну кто еще в Готей-13 коваен настолько, что у него у единственного приболевший или ранетый банкай лечится сам, а остальным даже пытаться не стоит, не выйдет у них этот каменный цветок потому что нехуй было засовывать
- не менее заочный бьякурен сказ про то, как в СС-арке Кучики Бьякуя Абараю на Забимару наступил и с тех пор у Абарая Забимару, кгхм, короткий
- Шунсуй с нечувствительным косплеем, кажется, принца Конде - это ж он говорил про "спаси меня, Боже, от друзей, а с врагами я как-нибудь сам справлюсь"? Во всяком случае, я его краткий экскурс в королевских стражей интерпретировала приблизительно в эту сторону
- лично королевская стража, падающая с неба в лифте. Нет, они сами по себе очаровательны, такой компании колоритных ебонатов нам еще не казали, даже отходы арранкарьего производства и доблестная квинсеармия вторжения на их фоне меркнут и тихо плачут в углу, но господа! Они падают с неба в лифте! В следующей главе они просто обязаны для поддержания, тксть, реноме, я не знаю, объявить, что Волдеморт не мог возродиться и торжественно смыться в министерскую канализацыю!

@темы: bleach

---

Winter War. Глава 25. Ханатаро: Признаки жизни

Оригинал здесь
Оглавление перевода здесь
Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Переводчик:  CrippledSeidhe
Бета:  answeraquestion
Рейтинг: PG-13
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study, Action/Adventure
Фандом: Bleach
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU, традиционных два с половиной неприличных слова.
Действующие лица: Ханатаро, Хисаги, Иккаку, Нанао и другие

(Глава 24)

Глава 25, где случается нечто, на что Ханатаро не смел и надеяться, Хисаги все еще Снейп, а Иккаку спонтанно вживается в роль Гарри Поттера в конце шестой книги – с предсказуемыми последствиями

Глава 25, где случается нечто, на что Ханатаро не смел и надеяться, Хисаги все еще Снейп, а Иккаку спонтанно вживается в роль Гарри Поттера в конце шестой книги – с предсказуемыми последствиями

Ханатаро: Признаки жизни

Ханатаро толкал швабру вдоль по коридору. Это не требовало особых физических усилий - полы здесь были гладкие и белоснежные, как полированная кость, и он подозревал - точнее, был практически уверен - что в мытье они не нуждались и работу эту ему поручили только затем, чтобы занять его чем-нибудь и одновременно указать на его место.

Конечно, и он, и все его коллеги сообща понемногу дополняли карту тех частей здания, куда их посылали лечить раненых или наводить порядок, но проблема была в том, в чем обычно заключалась проблема любых попыток перехитрить Айзена. Он не мог не понимать, что они проводят рекогносцировку и замышляют побег.

Пока что больше всего ставок (Ханатаро ставок не делал, но высказывал предположения наравне со всеми; положа руку на сердце, им все равно больше не о чем было разговаривать. Ставить им тоже было нечего, но вся Четвертая, сколько от нее еще осталось, дружно согласилась, что это вопрос принципа) собрала гипотеза, что Айзен попросту ждет возможности поймать кого-то из них в недозволенном месте или за недозволенными действиями, и что все их везение до сих пор - следствие его хитроумного плана, направленного на то, чтобы заставить их потерять бдительность. Здесь некоторые указывали на то, что Айзен и так может сделать с ними все, что заблагорассудится. Другие (Ханатаро в их числе) возражали, что Айзен представляет собой клинический случай садиста-психопата, которому приятнее будет сделать так, чтобы они “заслужили” наказание, которому он хочет их подвергнуть.

Он не торопясь возюкал шваброй вправо-влево, одним глазом привычно следя, нет ли поблизости арранкаров в скверном настроении, сбежавших из клеток Пустых или, что было неприятнее всего, Куроцучи или Заэля в поисках свежего материала для опытов. Этот конкретный коридор проходил неподалеку от лабораторного комплекса Куроцучи, который не всегда заранее испрашивал разрешения Айзена перед тем, как приступить к очередному эксперименту. В лучшем случае потом он составлял сухое краткое послание с перечнем имен пропавших и передавал его с Хисаги Шухэем - теперь вечно молчащим Хисаги Шухэем с каменным лицом и застывшим взглядом.

До гибели Иемуры Ханатаро и многие другие то и дело пытались завести разговор с Хисаги; выяснить, на чьей он стороне, выяснить, что происходит, да хотя бы просто поговорить. Теперь же они вежливо ему кланялись и не смели его задерживать. Не только из-за ненависти и презрения, вовсе нет. Просто никто не хотел стать следующим. Все, кто остался от Четвертой дивизии, все, в ком оставалась еще хоть капля надежды - все они очень, очень хотели жить.

Сам Ханатаро тоже хотел жить.

Унохана-тайчо не потеряла надежды. Она не вступила бы с Айзеном в переговоры о сдаче Сейрейтея, если бы не считала, что у тех, кто останется на свободе, есть еще шансы на победу, а значит, им есть зачем оставаться в живых. Ханатаро твердо верил: будь это не так, она сражалась бы до конца и приложила бы все усилия к тому, чтобы погибнуть вместе с Айзеном или нанести ему такой удар, от которого он бы не оправился никогда. Но ведь она не сделала этого, она предпочла выиграть время, тайно вывезти раненых капитанов за стены Сейрейтея, и многое, многое другое. Она капитулировала, но не сдалась.

Ханатаро знал, в чем разница. Он тоже пока еще не сдался.

Напевая про себя, он повернул за угол и врезался в чью-то руку, по физическим характеристикам близкую к железной балке. Рука сгребла его за воротник и прижала к стене.

- Ханатаро, так тебя, что ли? - вполголоса рыкнул Мадараме Иккаку. - Не пищи. Мы пришли помочь.

Ханатаро смотрел на окруживших его людей и никак не мог уложить в голове, что он видит то, что видит. Почему-то первым взгляд зацепился за яркое белое пятно - неужели это Шестой Эспада Гриммджо?.. он как-то выбивается из общего ряда, и помилуйте, это действительно Мадараме рядом с ним, и лейтенант Исэ, и Огидо собственной персоной, и пожилой офицер из Шестой, которого Ханатаро не знал лично, и совсем незнакомый юноша в новеньком шихакушо...

- Вы все-таки пришли, - услышал Ханатаро собственный голос. - Спасибо, спасибо...

- Дадада, потом расскажешь, как ты счастлив, - перебил его Мадараме. - Тут есть где спрятаться всемером?

- Вниз по коридору, вторая дверь слева, - без раздумий ответил Ханатаро. - Там кладовка, она немного тесная, но ею почти не пользуются и никто нам не помешает... то есть я на это очень, очень надеюсь.

--- ---

Кладовка действительно была “немного” тесной. Семь человек, ведро и швабра (было бы очень глупо оставить их в коридоре и погореть на этом) поместились в ней не без усилий, но это казалось сущими пустяками по сравнению с наличием крепко запирающейся двери.

- Итак, боевая задача, - без предисловий начала лейтенант Исэ. - Мы здесь затем, чтобы освободить всех, кого сможем, и предпринять попытку ликвидировать Айзена. Нам необходимо выйти на связь со следующими лицами, если они еще живы: Иноуэ Орихиме, - не представленный пока юноша очень оживился при этих словах, - Ядомару Лиза, Хисаги Шухэй, возможно, Куросаки Ичиго. Что вы можете о них сообщить?

Ханатаро потер лоб, стимулируя мыслительные процессы.

- Иноуэ-сан должна быть в своей комнате. С ней почти всегда сидит Улькиорра. Это Четвертый Эспада - точнее, теперь, когда многих нет в живых, технически он стал Вторым или Третьим, в зависимости от того, считать Куросаки-сана или нет, но все называют его просто Улькиорра-сама. Все, кроме нас, потому что мы никак его не называем.

- Верно, Гриммджо говорил то же самое, - кивнула Исэ-фукутайчо. Ханатаро машинально покосился на поименованного Гриммджо, который по-прежнему настолько выбивался из общего ряда, что разум отказывался регистрировать его присутствие. Возможно, именно поэтому Ханатаро только сейчас заметил...

- Ой мамочки, а дырка-то где?.. - тыкать пальцем в теперь вполне человеческое пузо Гриммджо было не особенно прилично и у тому же небезопасно, но Ханатаро, увы, не удержался.

- Сказал бы я тебе, где, да тут ба... женщина, - огрызнулся Гриммджо. - Не нравится - не смотри, понял?

- Нет-нет, что вы, - поспешил заверить его Ханатаро, - вам так очень к лицу, то есть к животу, и я уверен, что для этого были веские причины... Вы ощущаете зуд? Может быть, нужно обработать антисептиком?

Гриммджо издал утробный рык, из которого Ханатаро сделал вывод, что пациент здоров и не нуждается в медицинской помощи, а ему самому следует вернуться к обсуждаемой теме.

- Гм! - сказал он радостным тоном, которого сам от себя не ожидал. - Ядомару-сан много гуляет. Я могу показать вам, где ее комнаты. Насколько нам известно, никакой охраны к ней не приставлено.

- Здесь есть какая-нибудь система наблюдения? - спросила лейтенант Исэ. - Камеры, экраны, что-то еще в таком духе?

- Мы так не думаем, - сказал Ханатаро. Это было первое, что все бойцы Четвертой попытались выяснить как можно точнее. - Я хочу сказать, здесь есть видеокамеры и где-то есть экраны, на которые выводится изображение с них, но, насколько мы знаем, Айзен ими практически не пользуется. Арранкары как-то упоминали в разговоре, что система наблюдения была любимой игрушкой Ичимару и Айзену очень-очень не нравится, когда к ней кто-то прикасается без крайней необходимости - и только он определяет, что является именно крайней необходимостью.

- Я ж вам это уже сказал, - Гриммджо, казалось, слегка обиделся.

- Да, да, - отмахнулась от него лейтенант Исэ, - но мы должны были на всякий случай еще раз проверить. Теперь Хисаги. Что с ним?

Ханатаро очень-очень внимательно рассмотрел пятачок незанятого пола у себя под ногами.

- Он должен быть у себя, - глухо произнес он, не поднимая взгляда. - Охраны у него нет. Есть служанка-арранкарка.

- Так. В чем дело? - спросил Мадараме.

Ханатаро посмотрел на другой пятачок незанятого пола.

- После того, как он убил Иемуру, мы больше не пытаемся с ним разговаривать, - сказал он. - Мы надеялись, мы правда надеялись, что он, может быть, поймет, что он совершил ошибку, когда перешел на сторону Айзена, но...

- "Убил Иемуру"? - голос Огидо сорвался на крик, что было ему совершенно, просто ни в какую не свойственно, но, в конце концов, в последние полгода люди и получше его совершали поступки, совершенно им не свойственные. - Как? Почему?!

Лейтенант Исэ и Мадараме обменялись очень характерными взглядами.

- Так, - повторил Мадараме. - Давай без шума и по порядку. Как это случилось?

- Мы не знаем, - признался Ханатаро. Ему почему-то было очень-очень стыдно. - То есть я хочу сказать, мы знаем, что Иемура собирался поговорить с ним. Он должен был отнести ему заявку о... передаче ресурсов... на подпись, но перед этим говорил нам, что собирается попытаться образумить Хисаги. И он выглядел, как будто... не знаю. Как будто и правда рассчитывает, что у него получится. А через несколько часов принесли его тело и пришел Айзен. Айзен сказал, что Иемура повел себя крайне неразумно, и выразил надежду, что никто из нас не станет следовать его примеру, - он снова почувствовал, как во рту стало горько и как ужас и ненависть разлились раскаленной тяжестью в животе. Почему, почему он тогда ничего не сказал, ничего не сделал? И никто ничего не сказал и не сделал, все смотрели в пол и изображали покорность... - Айзен не сказал нам, кто его убил. Но его убили мечом. И во всем Лас Ночес сейчас есть только один... человек... который убивает мечом.

Все снова обменялись характерными взглядами.

- Так, я понял. Теперь слушай сюда, - сказал Мадараме. - Мы щас стоим здесь и разговариваем потому, что Хисаги прислал к нам Мальвинчика и Ясутору, ну, ты его помнишь, и с ними передал, что он не просто так перебежчик, а супершпион, да и это тоже не просто так, а по жутко секретному приказу Комамуры-тайчо и Ямамото-сотайчо вместе взятых. Правда, у них обоих теперь уже не спросишь, и это, если че, очень для Хисаги удобно. Теперь ты мне скажи, Ханатаро. Ты его видел после того, как он сбежал. Ты знаешь про Иемуру. Как по твоему, врет Хисаги или, может статься, что и нет?

Ханатаро подумал. Очень хорошо подумал.

- Я не знаю, - сказал он наконец. - Наверное, если ему пришлось притворяться предателем так хорошо, чтобы убедить даже Айзена, то он должен был делать это очень-очень натурально. Наверное, этого оказалось достаточно, чтобы убедить и Иемуру. И уж точно достаточно, чтобы убедить всех нас. Если Иемура-сан пытался угрожать Айзену, или, например, напал на Хисаги в присутствии Айзена, и если Хисаги был вынужден защищаться... - он умолк и машинально потрогал ошейник. - Я не знаю, - повторил он.

- Что это у вас на шее? - вдруг спросила лейтенант Исэ. - Я вижу, что это кидо-устройство, некоторые фрагменты заклятий мне знакомы, но все же, что это такое?

- Они взрываются, - выдавил из себя Ханатаро. Ему опять очень-очень захотелось извиниться за свои слова. - На нас на всех надеты такие ошейники. Если мы пытаемся попасть туда, где нам не положено находиться, или ослушаться приказа... Сато был первым...

Огидо выругался. Да что там - Огидо перестал улыбаться.

Ханатаро только руками развел - он уже немного устал чувствовать себя виноватым.

- Мы пытались проанализировать их устройство, - сказал он. - Насколько мы можем судить, это кумулятивный заряд с кидо-детонатором. Это неважно, Исэ-фукутайчо, в самом деле неважно. Вы пришли, вы остановите Айзена, вот это - важно.

Она поправила очки и очень-очень глубоко вздохнула.

- Спасибо, Ханатаро. Гриммджо, почему вы ничего не сказали нам об этом?

- Да я и близко к ним не подходил! - пробурчал Гриммджо. - Я ж не какой-то там задохлик, зачем мне ваши медики? И угадывать Айзеновы фантазии - это тоже не ко мне... - все же выглядел он немного пристыженно. Словно кот, которого поймали, когда он вовсе не воровал мясо с кухни.

- Разберемся и с этим тоже, - перебил его Мадараме. - Где Куросаки, чтоб он был здоровенький?

- Тоже у себя, - быстро ответил Ханатаро. - Или в каком-то из тренировочных залов. Даже скорее всего, что он там, ему очень нравится убивать Пустых целыми днями. Мы редко его видим, и он очень, очень изменился...

Лейтенант Исэ кивнула, прерывая его, и повернулась к Мадараме:

- Думаю, нам нужно начать с Хисаги. Придется рискнуть, но...

- Эй, а как же я? - вмешался Гриммджо. - Я вам мигом разберусь с вашим Куросаки. Мне все равно надо это, кости размять и все такое...

- Иноуэ Орихиме нам тоже нужна, - продолжила она, не обращая на него внимания. - Кстати, Ханатаро, девушку могли бы вызвать для оказания срочной медицинской помощи в тяжелом случае? Здесь это в порядке вещей?

- Да, такое бывало, - сказал Ханатаро. Он понимал, куда она с этим клонит. - Но Улькиорра может явиться вместе с ней.

- Ну, если мы для начала раздобудем Хисаги, он нам ее приведет без всякого Улькиорры, - Мадараме ухмыльнулся. - Хоть в кои-то веки побазарим с хорошим человеком.

Незнакомый юноша при этих словах весь просиял. Ханатаро был очень-очень рад, что в их положении кто-то еще способен так искренне излучать положительные эмоции. Сам он до сих пор был занят тем, что пытался справиться с первоначальным шоком; кроме того, откуда-то изнутри поднимался тошнотворный ужас, что он вот-вот проснется и все эти люди исчезнут.

А еще на язык отчаянно просилось что-нибудь несправедливое, жестокое и попросту гадкое, что-нибудь вроде Почему вас не было так долго? Почему вы не пришли раньше? Где вы были, пока мы… пока нас… пока Унохану-тайчо…

Мадараме, должно быть, заметил что-то в его взгляде. Во всяком случае, он потрепал Ханатаро по плечу так, что тот слегка присел.

- Мелкий, ты молодец, - сказал он. - Я в курсе, что мы явились такие красивые и даже не представляем, чего вы все тут натерпелись, но теперь уже терпеть осталось недолго. Последний рывок – и вся эта карусель кончится.

В глубине души, очень, очень глубоко, Ханатаро хотелось бы, чтобы эти слова произнес Огидо, который служил с ним в одной дивизии, работал с ним бок о бок много лет и сейчас смотрел на него с выражением, предполагающим, что он сам никогда и ни под каким видом не опустился бы до того, чтобы драить полы во вражеском логове. Впрочем, от Огидо сочувствия ждать не приходится, не такой он человек, да и вообще...

- Спасибо, Мадараме-сан, - он и в самом деле был благодарен. - Мы сделаем все, что в наших силах.

- Ханатаро, насколько здесь безопасно? - спросила лейтенант Исэ. - И не следует ли нам сменить дислокацию, пока не поздно?

Вопрос был резонный и своевременный, и Ханатаро и самому хотелось бы знать на него ответ.

- Куроцучи-сама, должно быть, занят... очень занят, и все его ассистенты тоже. Я хочу сказать, мимо нас уже должны были пройти патрульные с регулярным обходом, но не прошли. Вы наверное, предприняли какой-то отвлекающий маневр?

- Типун тебе на все, - буркнул Мадараме. - Урахара Киске открыл для нас ворота, мы в них вошли, вышли с другого конца и принялись шнырять по коридорам и шарахаться от каждого пятна на стене, пока не наткнулись на тебя. Никого, кроме тебя, не встретили, если только тут у вас не водятся невидимки, и я очень сильно надеюсь, что не водятся.

- Может быть, он опять шпионит за Заэлем, - подумал вслух Ханатаро. - Эти двое проявляют друг к другу очень, очень нездоровый интерес. Я бы даже сказал, граничащий с навязчивой идеей.

Мадараме пожал плечами.

- Я че, против, что ли. Может, нам в кои-то веки повезет и они втихушку слопают друг друга и не будут мешать нам заниматься делом.

- Третий офицер Мадараме... - Ханатаро запнулся и изо всех сил попытался набраться храбрости. - Исэ-фукутайчо... А где капитаны? Вы ведь подготавливаете плацдарм, пока не подойдут основные силы, да?..

Все опять смотрели друг на друга многозначительно и странно. Ханатаро почувствовал, как по спине между лопаток поползла ледяная струйка пота.

- Мы и есть основные силы, - глухо произнесла лейтенант Исэ. - Укитаке-тайчо проводит отвлекающий маневр с целью убрать из Сейрейтея Ичимару и его войска. Сой Фон-тайчо возглавляет операцию по освобождению Сейрейтея. Урахара и Шихоин Йоруичи готовятся отбивать нападение на Каракуру, - ее рот искривился, будто она проглотила что-то горькое. - Больше никого не осталось, Ханатаро.

- Утешила, называется, - проворчал Гриммджо и наклонился к Ханатаро. - Да забей ты, мелочь. Зато у вас теперь есть я.

Не то чтобы и это было очень уж подходящим утешением, но сейчас Ханатаро не отказался бы и от совсем неподходящего. Нужное действие на текущее состояние психики оно оказало - так стоит ли привередничать?

- Нам удалось составить карту большей части территории Лас Ночес и комплекса пещер под ним, - сказал он вместо этого. - Мы все сообща этим занимались. И сравнивали, что у кого получилось.

- Ты точно уверен, что Айзен не поковырялся у вас в мозгах? - спросил Мадараме. - Этой своей... - он неопределенно помахал пальцами в воздухе, - хреновиной.

- Мы сравнивали, что у кого получилось, - повторил Ханатаро. Уж об этом-то они подумали в первую очередь. - Мы знаем, кто из нас видел его шикай, а кто нет, и мы вполне уверены в карте, которую составили. Конечно, коридоры можно двигать, но Айзен этого не любит, точно так же, как не любит, чтобы трогали систему наблюдения, потому почти никогда этого не делает... - кажется, его слова вовсе не оказывали того эффекта, на который он рассчитывал, - потому мы вполне уверены, - закончил он чуточку севшим голосом.

- Значит, ты проведешь нас к Хисаги?

Гриммджо опять пробормотал что-то насчет того, что ну почему бы его не попросить. Ханатаро пропустил его реплику мимо ушей - слишком уж он был рад услышать вопрос, на который можно ответить так, чтобы все были довольны.

- Проведу, конечно, - сказал он. - Я пойду по коридору первым, так что если я кого-то встречу, вас это не застанет врасплох... - он оглядел их всех еще раз, - хотя, знаете, я могу просто сказать, что вы из Четвертой. Арранкары все равно не утруждаются тем, чтобы нас различать, так что если мы будем вести себя тихо и если вы как следует приглушите рейацу, Исэ-фукутайчо, и вы тоже, офицер Мадараме, то этого будет достаточно. А если...

- Уже все все поняли, - Мадараме оборвал его очень вовремя - естественный ход размышлений повел Ханатаро по совсем уж мрачной дорожке. - Если мы наскочим на кого-то, кто нас узнает, нам пиздец без вариантов. Ладно. Все вместе, строимся и шагаем. Иноуэ, ты несешь ведро и швабру. Работа для салажат, - он людоедски ухмыльнулся и подмигнул Ханатаро, который хотел было запротестовать, но эта улыбка и эти словечки воскрешали воспоминания об Одиннадцатой, и о Четвертой, и о мелких и крупных стычках, и... Ханатаро стеснялся признавать это даже перед самим собой, но ему и правда очень-очень всего этого не хватало.

--- ---

После короткого, но утомительного для нервов путешествия по коридорам Лас Ночес (они не встретили ни одного арранкара, но не раз и не два были очень близки к этому), Ханатаро привел их разношерстную компанию к дверям кабинета Хисаги Шухэя. Он потянул руку к двери, на всякий случай покосился на лейтенанта Исэ и Мадараме, убедился, что те не возражают, и постучал.

Дверь резко распахнулась и в проеме возникла молоденькая арранкарка. Она наверняка была из одной из последних партий - низкорослая, худенькая и условно одетая в пару-тройку белых кожаных лоскутков (Айзен в последнее время не баловал свою армию разнообразием). Наверное, она и гребень на голове зачесала только затем, чтобы хоть чем-то отличаться от остальных.

- Он занят! - рявкнула она. Гребень угрожающе качнулся.

- Но это в самом деле очень важно... - робко начал Ханатаро.

Арранкарка скрестила руки на груди и на какой-то миг до боли напомнила Ханатаро лейтенанта Исэ (не то чтобы он осмелился делиться такими ассоциациями вслух, в особенности не тогда, когда она собственной персоной стояла в двух шагах позади него) - в те дни, когда Кьёраку-тайчо изволили скорбеть здоровьем после вчерашнего.

- Если только вас не прислал Айзен-сама - внутрь вы не войдете. Он занят.

- Но это очень, очень важно, - повторил Ханатаро, не зная, что еще тут можно сказать.

- Какие буквы в слове "нет" вам непонятны? - поинтересовалась арранкарка надменным тоном. Надменный тон вышел бы у нее намного лучше, если бы она не гнусавила и не хлюпала носом. - Я - личная помощница Хисаги-самы, а он в свою очередь - личный помощник Айзена-самы, значит, я имею право вам приказывать. Уйдите с глаз моих и... ээээ... займитесь чем-нибудь.

- Я... - больше всего ему сейчас хотелось бы быть не собой, а кем-нибудь, у кого есть опыт в ведении переговоров, - а разве вам не сказали, что Хисаги-сама нас вызывал?..

Арранкарка похлопала ресницами и шмыгнула носом особенно громко.

- Вызывал? С какой стати он мог вызывать к себе целую толпу целителей? Он не болен!

- Нет, мы... - Ханатаро ощутил прилив вдохновения, - мы здесь не для того, чтобы увидеть его. Мы пришли к вам. По его личной просьбе. Послушайте, если вы просто пойдете и скажете ему, что его ждут те самые...

- Да ну блин, - Гриммджо протолкался вперед из-за спин всех остальных. - Ты - тебя как зовут, самочка?

"Самочка" побледнела - насколько это можно было заметить с ее цветом лица - и очень старательно не затряслась в коленках.

- Пагалли, Гриммджо-сама.

- Так вот, Пагалли, я пришел к Хисаги и он меня ждет, а вся эта компания - со мной. Или ты сейчас пойдешь к нему, доложишь о нас и все будут счастливы, или я пробью твой тощий пузик насквозь и размажу тебя по чем больше понравится, и тогда как минимум три человека счастливы не будут - ты понятно почему, твой драгоценный "Хисаги-сама" - потому что ему наверняка больше нравится, когда ты у него есть одним куском, а вон тот щенок со шваброй - потому, что ему придется оттирать тебя от пола. Ну так как?

- Я с-спрошу Хисаги-саму, - только и пролепетала она и испарилась со скоростью, какую не всякий капитан способен развить даже в шунпо. Дверь она, конечно, захлопнула у них перед носом.

- Видите? К людям подход нужен, - Гриммджо осклабился и кокетливо пожал одним плечом. Мадараме и лейтенант Исэ попытались испепелить его взглядом и сверканием очков соответственно, но тут в коридор осторожно высунулась Пагалли.

- Вы можете войти, - она широко распахнула для них дверь и даже придержала ее - точнее, как бы невзначай спряталась за ней от их компании вообще и от Гриммджо в частности.

Ханатаро бывал в личном кабинете Хисаги и раньше; ничего здесь не изменилось. Глухие белые стены - они же по совместительству единственный источник света в помещении, - единственные предметы меблировки - письменный стол, кресло и шкаф для документов. Подставка для меча, стоявшая на столе, была пуста, и Хисаги уже заправлял ножны за пояс.

Здесь Ханатаро понял, что даже не подумал, как Хисаги отреагирует, увидев их - а если бы подумал, то, наверное, не сунулся бы сюда.

- Да чтоб я сдох, это ж у нас Хисаги-фукутайчо, - Мадараме несколькими длинными шагами пересек комнату и последние слова договаривал, стоя вплотную к Хисаги и почти ненавязчиво прижимая его к столу. Исэ-фукутайчо неслышно заперла дверь и задвинула засов.

- Х-хисаги-сама, что это за?.. - никто так и не узнал, что собиралась спросить Пагалли, потому что Гриммджо поднял ее одной рукой, как куклу, рыкнул ей в лицо "цыц, убогая" и поставил обратно. Ее каблуки глухо клацнули об пол.

Хисаги с видимым усилием отвел взгляд от Мадараме и посмотрел в ее сторону.

- Пагалли, все нормально, - быстро сказал он. - Они... Гриммджо выполнял особо важное задание по поручению Айзена-самы, и эти люди тоже принимали участие. Задание высшей степени секретности - даже Эспада не в курсе дела.

Пагалли колебалась. Объяснение - по крайней мере, на вкус Ханатаро, - было достаточно правдоподобным, и оставалось очень, очень надеяться, что она его примет.

- Но я... вы справитесь?.. то есть нет, я хочу сказать - я вам нужна сейчас, Хисаги-сама?

Хисаги прикрыл глаза, немного помолчал (взвешивал риски, надо полагать).

- Айзен-сама не хотел бы, чтобы об этом деле узнали непосвященные, поэтому сейчас я хочу, чтобы ты вышла и подождала у меня в спальне. Тогда у меня, если он все же спросит, будет возможность сказать, что ты ничего не слышала, - он кивнул на вторую дверь в дальнем конце кабинета. - Пожалуйста, Пагалли, иди. Я позову, когда ты понадобишься.

- Слушаюсь, Хисаги-сама. Я все поняла. Я буду ждать, пока вы меня не позовете, - она слегка поклонилась, потом обвела взглядом их всех по очереди - в ее глазах помимо страха читалось нечто подозрительно похожее на "только попробуйте его тронуть" - и засеменила к двери в спальню, обойдя Гриммджо по настолько широкой дуге, насколько позволяли размеры помещения.

Мадараме проводил ее взглядом.

- Че, уже задружился с местными?

Хисаги отозвался не сразу.

- Вы думаете, все "местные" так уж горят желанием здесь находиться? - спросил он наконец. - Если что, можете смело переставать так думать. То есть, наверное, все арранкары сначала хотели стать чем-то самую малость большим, чем обыкновенный гиллиан или адьюкас, заполучить всего одну приятную мелочь в придачу к тому, что имели - а в результате торчат здесь, с Айзеном, которого боятся до чертиков, мучаются от постоянного голода и понятия не имеют, что они теперь такое и как им себя вести. Та же Пагалли до сих пор не сбежала обратно в пустыню только потому, что ее все равно поймают.

- Я против, что ли, - Мадараме пожал плечами. - Мы замочим Айзена, угнетенные арранкары сьебут в свою пустыню, все довольны, все пляшут. Да, пока я не забыл - ну и рожа у тебя, Хисаги.

Хисаги с силой провел рукой по волосам - Ханатаро отметил, что седины в них за последние несколько недель стало намного больше.

- Поживи здесь с мое, я на тебя посмотрю. Так что, вы все-таки верите мне?

- Пока что все свидетельствует в вашу пользу, - сухо произнесла лейтенант Исэ. - Но у меня есть один вопрос.

Хисаги поднял бровь.

- Иемура.

Хисаги застыл. Его ладонь обняла рукоять занпакто.

- У меня не было выбора, - сказал он - слишком быстро, слишком легко. Будто озвучивал отрепетированный текст. - Он пришел сюда, чтобы попытаться заставить меня возглавить восстание заложников. И не он один этого хотел, правда, Ханатаро?

- Правда, - согласился Ханатаро. - Нас было немало, - очень, очень осторожно он добавил: - И мы до сих пор еще есть.

- Он не мог держать язык за зубами, - рука Хисаги стискивала рукоять, будто он висел над пропастью и только она удерживала его от падения. - Только полюбуйтесь на себя - вы стоите тут как на параде и считаете, что вправе меня судить. Иемура догадался, что мне было приказано изображать перебежчика - я ума не приложу, как он это понял, но он бы погубил меня, если бы начал болтать, и помилуйте, он не мог держать язык за зубами даже ради того, чтобы спасти собственную шею!

- Верно, - сказал Ханатаро и увидел краем глаза, что Огидо кивнул, соглашаясь. - Но вы не должны были...

- Он бы погубил меня, - повторил Хисаги, и гул его рейацу все отчетливее напоминал звук приближающегося урагана. - Меня, себя и вас всех заодно. У меня не было выбора.

Огидо тоже взялся за меч. Его улыбкой можно было порезаться

- У меня есть право решить этот вопрос от имени моей дивизии, - сказал он. - Я вызываю...

Вспыхнула рейацу - комнату будто окатило водопадом осколков стекла - и между ними встала лейтенант Исэ.

- Огидо, никто не давал вам слова.

Ханатаро перестал дышать - Огидо очень, очень нехорошо смотрел на лейтенанта Исэ, и пауза все тянулась и тянулась, но в конце концов он опустил голову и руку от занпакто все же убрал.

Лейтенант Исэ коротко кивнула ему и повернулась к Хисаги.

- Мы принимаем ваши объяснения, - сказала она. Ее рейацу снова разгладилась и свернулась в неразличимый издалека плотный кокон. - На данный момент этот вопрос я считаю закрытым. Мы представим упомянутый инцидент на суд капитана Укитаке, как только закончим все дела здесь. Вас устраивает такой вариант?

Хисаги посмотрел на нее с каким-то вялым удивлением, будто получил помилование, которого не заслуживал и, в общем-то, не ждал.

- Устраивает, - сказал он. - Спасибо, Исэ-фукутайчо, - его пальцы наконец отпустили рукоять меча.

- Устраивает, - эхом отозвался Огидо, но в его тоне по-прежнему читалось все то же, что и в его взгляде, и в режущей кромке улыбки. - Благодарю за вынесенное решение, Исэ-фукутайчо.

- Ладно, ладно, - сказал Мадараме. - Если с этим мы разобрались, то давайте уже займемся делом. Ты знаешь, как убить Айзена?

- Нет. Я надеялся, что вы знаете.

- Нет так нет, - если Мадараме и был разочарован таким ответом, то не очень сильно. - Значит, действуем как собирались. Собирались мы для начала кое-кого здесь разыскать и переманить их на нашу сторону - Орихиме, Ядомару Лиза, пацан Куросаки и те из наших, кого Айзен держит в своем уютненьком логове. После того, как закончим с этим, сообразим, что нам делать дальше. Как тебе такое предложение?

Хисаги открыл рот, и Ханатаро уже знал, что они сейчас услышат - что все это звучит крайне туманно.

- Звучит неплохо, - сказал Хисаги. - Не думаю, что с Иноуэ Орихиме будут сложности, если нам удастся застать ее одну, а не в компании Улькиорры. С Ядомару Лизой все совсем просто. Я говорил с ней на днях и она готова участвовать в любом выступлении против Айзена. Я прикажу Пагалли привести ее?

Мадараме прислонился к столу и нахмурился.

- С какой стати ты в ней так уверен?

- Вайзарды не сдались, их захватили силой. Большая их часть погибла в бою. Подробности я узнал от самого Айзена. Он очень любит, когда есть с кем поговорить за чаем, - в глазах Хисаги на миг мелькнула тупая покорность загнанного до изнеможения животного или человека, которому только что поставили фатальный диагноз. - И не забывайте, именно он когда-то сделал из них мутантов, которые потом стали вайзардами. Еще одного из них тоже держат в заложниках, но ни мне, ни Лизе не известно, где именно.

- Которого? - требовательно поинтересовалась лейтенант Исэ.

- Ушоду Хачигена. Полагаю, его тоже нужно искать в личных лабораториях Айзена. И ему, и Лизе сказали, что если один из них выкажет неповиновение, второго... - Хисаги сделал характерный жест, и Ханатаро передернуло. - Но если мы в любом случае собираемся проникнуть в Айзенов лабораторный комплекс, то, думаю, Ушоду стоит найти и привлечь на нашу сторону. Он ведь был известен как магистр кидо, если помните - может быть, он знает, как расправиться с Айзеном...

- Прекрасно, - оборвал его Мадараме. - Дописываем его в конец списка и начинаем все-таки с Ядомару. Пусть твоя Пагалли за ней сходит, а мы пока подумаем, как нам добыть Орихиме.

- Я мог бы привести ее, - робко начал юноша, к которому Мадараме обращался "Иноуэ". - Здесь меня никто не знает, я мог бы сказать, что я тоже медик и...

- И как только она тебя увидит и узнает, наша тайная операция попросту говоря пойдет по пизде, - подхватил Мадараме. - Послушай, я все понимаю, но я же знаком с твоей сестрой, кстати, она душечка, и точно знаю, что если ты покажешься ей, когда она будет не одна, нам всем кранты. Потому сядь на попу ровно и не отсвечивай, и это приказ, если вдруг ты не понял.

- Есть, сэр, - буркнул юноша.

- Иноуэ Сора, - вполголоса пояснил пожилой господин из Шестой - специально для Ханатаро, надо полагать. - Ее брат.

Ханатаро молча кивнул. Теперь он и сам вспомнил, что Рукия-сама рассказывала ему эту историю - как старший брат Иноуэ Орихиме стал Пустым после смерти и преследовал ее, и как Ичиго сражался с ним и подверг очищению, и что это стало для Ичиго фактически первым настоящим заданием в должности временного шинигами. От воспоминаний о том, что когда-то работа шинигами выполнялась как следует и от этого был хоть какой-то толк, парадоксальным образом стало легче на душе.

Хисаги подошел к двери, за которой скрылась Пагалли, и постучал.

- Пагалли, - позвал он, - у меня есть для тебя поручение!

- Да, Хисаги-сама? - если судить по той скорости, с которой она высунулась наружу, она если и не подслушивала под дверью, то была крайне близка к этому.

- Пожалуйста, разыщи Ядомару Лизу и приведи ее сюда. Скажи ей, что это касается дискуссии, которая у нас с ней была накануне. Она поймет, о чем речь, - Хисаги сделал многозначительное лицо. - Веди себя как обычно, но ни с кем не заговаривай по дороге. Это секретное заседание высочайшего уровня, и нам следует строго соблюдать протоколы безопасности. Ты все поняла?

Пагалли, казалось, очень понравилось входить в состав узкого круга посвященных в секреты высочайшего уровня, пусть даже косвенно. В чем-то Ханатаро ее понимал.

- Слушаюсь, Хисаги-сама! - она вытянулась в струнку, чуть ли не отсалютовала и со всех ног кинулась выполнять распоряжение, не забыв снова обойти Гриммджо по широкой дуге.

- Может, мне следует сообщить остальным бойцам Четвертой?.. - спросил Ханатаро. При мысли о том, что он наконец-то принесет друзьям настоящие новости о том, что помощь не просто придет, а уже практически пришла, ему показалось, что он вот-вот воспарит в воздухе.

- Погоди. Мы пока и сами не знаем, чего им сообщать. И даже когда узнаем, старайся держаться людей, которые будут помалкивать. Не надо нам больше... инцидентов, - не то чтобы при этих словах Мадараме покосился в сторону Хисаги с неприкрытым вызовом, но и дружелюбия в его взгляде не было.

- Слушаюсь, офицер Мадараме, - вздохнул Ханатаро. - Но как же наши ошейники...

- Позвольте мне взглянуть на ваш, - вмешалась лейтенант Исэ. - Я ни в коей мере не оспариваю ваши вывода как специалиста по кидо, но у меня, возможно, больше опыта в обращении с боевыми заклятиями и детонаторами. Присядьте, - она кивнула на кресло Хисаги, - и постарайтесь не шевелиться. Огидо, я буду признательна, если вы тоже примете участие.

- Конечно, Исэ-фукутайчо, - Огидо сменил улыбку с лучезарно-неопределенной на лучезарно-любезную и встал под другую сторону от кресла. По тыльной стороне его ладони поползли бледные огоньки, пальцы осторожно коснулись ошейника...

- Пожалуйста, только не пытайтесь его снять! - вырвалось у Ханатаро. - Мы уже пытались и... - он не смог заставить себя закончить фразу. Они и так поймут, что он имел в виду. Ведь поймут же?

- Седьмой офицер Ямада, возьмите себя в руки, - строго сказала лейтенант Исэ. - Исследование будет строго неинвазивным.

Хисаги с некоторой тоской поглядел на свое кресло и отошел к Гриммджо и Мадараме.

- Итак, - сказал он. - Садо нормально перенес побег?

Гриммджо кивнул.

- Нормальный пацан. Мне не чета, конечно, но для человеческого детеныша - очень даже неплохо справился. Мы оставили его у Сучки-самы...

- У Шибы Куукаку, - перевел Мадараме для остальных присутствующих.

- ...наверно, она и сейчас с ним нянчится. Таких брутальных бабенок на самом деле хлебом не корми, дай только кого-нибудь пристроить к себе под теплый бок. Просто подход к людям нужен, я ж говорил, - Гриммджо ухмыльнулся.

- А как там остальные? - спросил Хисаги. Ханатаро сосредоточил свое внимание на нем - это неплохо помогало отвлечься от манипуляций лейтенанта Исэ и Огидо, что бы они там ни делали в опасной близости от его шеи. - Мацумото?.. - он запнулся - Мадараме глядел на него с тем многозначительным спокойствием, которое всегда предваряет лишь одну разновидность новостей. - Но ведь ее эвакуировали с поля боя живой, - закончил он еле слышно.

Мадараме медленно покачал головой.

- Мне жаль.

Хисаги неловко дернул подбородком и ничего не сказал. Отчаяние вскипело вокруг него страшным жаром, и в воздухе резко запахло солью и металлом.

- Эй, эй, прикрути фитиль, - торопливо сказал Мадараме, - сюда сейчас пол-замка сбежится...

- Думаешь, кто-то заметит? - прошипел Хисаги. - Здесь от всех и каждого так пахнет по десять раз на дню. Хотя что бы ты понимал, если ты полгода прохлаждался на окраинах Сейрейтея, а она... - внезапно он замолк и так же внезапно продолжил почти нормальным голосом: - ...ладно, забудь. По крайней мере, мертвой ей уже ничего больше не грозит.

Ханатаро опустил глаза. Он понимал, что Хисаги сейчас чувствует, очень, очень понимал. Но он не ожидал такой сильной эмоциональной реакции. Ею ведь все равно горю не поможешь, и потом, Ханатаро до сих пор не слышал, чтобы они с покойной были настолько близки...

Мадараме пожал плечами.

- Тебе неоткуда было узнать, - сказал он. - И гаденыш Ичимару, кстати, тоже не знает. Укитаке-тайчо поманил его слухами, что она у нас, и он со всех лап помчался в капкан.

- Я могу понять, почему он не верит, что она мертва, - Хисаги сказал. - Я... у меня тоже не очень-то получается в это поверить.

Дверь кабинета распахнулась довольно энергично, как если бы человек по ту сторону собирался открыть ее пинком, но в последний момент передумал. На пороге стояла Ядомару Лиза (Ханатаро видел ее издалека, но не был ей представлен), как всегда обворожительная и скудно одетая. Пагалли переминалась с ноги на ногу у нее за спиной.

- Я в полном распоряжении Хисаги-самы, - начала Лиза издевательски-торжественным тоном. Потом странно посмотрела на всех присутствующих разом - и даже бровью не повела, только глаза за стеклами очков оценивающе сузились. - Приветствую почтенное собрание, - она захлопнула дверь за собой и Пагалли (на этот раз все-таки пинком), - и если глаза мне не изменяют, это же - Нанао-тян!!!

Одним прыжком она пересекла кабинет и сгребла лейтенанта Исэ в удушающие с виду объятия (при этом Ханатаро открылся отличный вид на ее юбку, точнее, на все те места, в которых юбка у нее отсутствовала).

- Моя детка, моя маленькая умница, а ведь я тебе говорила, что ты еще всеми нами покомандуешь, не зря я читала тебе книжки каждый вечер...

- "Нанао-тян"?.. - на лице Мадараме расплывалась глуповатая улыбка.

- "Читала ей книжки", - протянул Хисаги, глядя в потолок. - Так вот кто научил ее плохому.

Лейтенант Исэ попыталась пригвоздить их к стене своим коронным взглядом, но видно было, что это просто по привычке. Она прикрыла глаза и судорожно сглотнула.

- Ядомару-фукутайчо, я... я так рада, так рада вас видеть, - голос у нее сорвался и она нерешительно прижалась к Лизе чуть крепче, пряча лицо у той на плече - я думала... я думала, вы погибли, он сказал, что вы не вернулись с боевого задания и что вы погибли с честью...

- Он не виноват, что ему пришлось так сказать, - Лиза выпустила ее из объятий. - И вообще, забудь ты пока про него. Лучше скажите мне - я правильно понимаю, что прибыла кавалерия и мы с песней идем на штурм крепости врага?

Пагалли переводила взгляд с одного на другого и дрожала все заметнее.

- Хисаги-сама, я... Здесь правда все еще говорят о сверхсекретном задании по поручению Айзена-самы? Или речь о чем-то совсем другом?

Хисаги с некоторым трудом оторвался от созерцания тех мест, где у Лизы отсутствовала юбка.

- Очень, очень секретное задание, - сказал он. Прозвучало это на редкость неубедительно. - Теперь, пожалуйста, подожди в моей спальне, пока...

- Но это настоящие шинигами, и вооружены к тому же, - Пагалли указала на каждого по очереди. - А Гриммджо-сама - от него не пахнет арранкаром! У него даже дыры больше нет!

- Мелочь ты пузатая, когда тебя назначали фрассьоном, это делалось не затем, чтобы ты шибко много думала, - сказал Гриммджо.

- И что ты теперь собираешься с этим делать... Пагалли-кун?

Пагалли задумчиво прикусила губу.

-Я... Я собираюсь спросить вас, какими будут ваши дальнейшие распоряжения, Хисаги-сама.

- Ты уверена?

Она снова нервно огляделась вокруг.

- Наверное, я могу просто убежать, если хотите. Я могла бы забраться довольно далеко в пустыню, и, может быть, меня даже не поймают. И вы ведь знаете, что даже если я попытаюсь кому-то доложить о вас, меня просто убьют вместе с вами. Это все не потому, что вы мне нравитесь. - она уставилась на него огромными, светлыми до прозрачности глазами. - Я просто... просто...

- Вы просто хотите избавиться от Айзена, - неожиданно для себя произнес Ханатаро.

- Да! - выкрикнула она и зажала рот ладошкой, ужасаясь такому кощунству. - Я хочу, чтобы Айзен-сама... Айзен... чтобы его здесь не было.

- И многие твои, ээээ, родственники хотят того же самого, как думаешь? - спросил Мадараме.

- Я не знаю, - ответила Пагалли. - Может быть, и многие, но никто не посмеет в этом признаться, - видно было, как с каждым словом ее решительность понемногу улетучивается. Хисаги похлопал ее по плечу.

- Пагалли-кун, если хочешь, я дам тебе запечатанный пакет с приказом, с которым ты сможешь спокойно выйти через любые ворота и стража тебя не задержит. Тебя долго не хватятся, а пустыня большая. Но если ты действительно готова помочь нам...

- Я же сказала, что готова, - отрезала Пагалли. - Что я должна делать?

- Наш следующий шаг - вступить в контакт с Иноуэ Орихиме, - сказала лейтенант Исэ и с преувеличенной тщательностью поправила очки. - Ядомару-фукутайчо...

- Зови меня Лизой, - отозвалась та. - Не может же у Восьмой быть одновременно два лейтенанта. Устав не велит.

Лейтенант Исэ снова судорожно сглотнула.

- ...Ядомару-семпай, как нам лучше поступить с этим пунктом?

- Да какие проблемы, - сказал Гриммджо. - Я пойду доебусь до Улькиорры, а вы заберете вашу девку, пока я его подержу, - было что-то странное в том, как он улыбался - как-то... лихорадочно? безнадежно?

Лейтенант Исэ и Мадараме молча переглянулись. Исэ заговорила первой:

- Если он увидит вас таким, каким вы есть сейчас, и при этом вы все же не сможете убить его, слишком велика вероятность, что о случившемся мгновенно станет известно Айзену. Я не уверена, что степень риска в данном случае является приемлемой.

- Ты сомневаешься во мне, женщина?

- Ты говорил, что он был Четвертым Эспадой, нет? - сказал Мадараме чуточку устало. - То есть ты и раньше-то не мог его одолеть, или тогда ты был бы Четвертым, а он - Шестым, нет?

- Я теперь не то, что раньше, - пробормотал Гриммджо с отсутствующим видом. Его пальцы гладили рукоять меча - словно бы чесали кота за ухом.

- Давайте я за ней схожу, - предложила Лиза. - Мне не запрещено с ней заговаривать, и у Улькиорры, если он там, не будет ни единой причины не отпустить ее со мной на маленькую прогулку. Тогда мы сможем встретиться с вами и продолжить то, что собирались.

- А... а что мы будем делать с остальными? - спросил Ханатаро. - Еще ведь Куросаки-сан и... и Айясегава-сан?

И снова он ожидал от окружающих эмоциональной реакции, но недооценил ее силу.

Мадараме одарил его взглядом, который вполне успешно мог бы сдирать мясо с костей:

- По-твоему, я должен разводить беседы с Айясегавой? Не, конечно, я хочу знать, почему он нас продал, но...

- Я тебе и сам расскажу, почему, - перебил его Хисаги. - Здесь никакого секрета нет.

- Ты такой умный, да? Дай угадаю - опять пил чаек с Айзеном?

- Вовсе нет, - Хисаги странно поглядел на Мадараме. - Айясегава тебе не признался, что ли? Так и не сказал, чем на самом деле является его занпакто?

- Кончай рассусоливать, - потребовал Мадараме. - Чего конкретно ты сейчас пытаешься мне сказать?

- Его занпакто высасывает энергию, - с готовностью продолжил Хисаги. - Он пытался проделать такой трюк с Третьей Эспадой и феерически на этом облажался. Сейчас он - наполовину Пустой. Он двигается, как Пустой. Он рассуждает, как Пустой. Он почти ничего не соображает, если Халлибел нет поблизости. Такая неприятность, правда, а все потому, что смотреть надо, у кого сосешь...

Мадараме неверяще уставился на него.

- Да ну брось, - начал он, - быть такого не может, это ж...

- Как по-твоему, откуда я все это выяснил? - Хисаги практически выплевывал каждое слово. - Он ведь не делал этого там, где его могут увидеть. Не делал этого с теми, кто может рассказать. Не хотел, чтобы люди узнали, - и слова эти, самые обыкновенные, звучали сейчас неимоверно грязными ругательствами. - Однажды он сделал это со мной и потом бросил меня валяться на чертовой крыше - в тот самый день, когда Айзен решил сбросить личину, - знал ведь прекрасно, что я буду молчать от позора. Видишь ли, он боялся, что ваша гоп-компания в Одиннадцатой погонит его пинками, как только выяснит, на что он на самом деле способен. И знаешь - по-моему, правильно боялся.

- Иди ты, - сказал Мадараме, целясь кулаком Хисаги в живот. Хисаги увернулся и врезал ему локтем в челюсть, Мадараме, ничуть не впечатлившись, схватил Хисаги за грудки и они оба кубарем покатились по полу, осыпая друг друга ударами. Их рейацу, почти одинаково отдающая на вкус горем и злобой, бесконтрольно вспыхивала, перемешивалась, гасла и вспыхивала снова. Пагалли нервно металась вокруг, суматошно размахивая руками.

- Неудивительно, что Айзен оставил его в живых, - лейтенант Исэ задумчиво хмурилась, не утруждая себя тем, чтобы даже поглядеть в сторону свалки. - Это было бы еще одним шагом на пути к его конечной цели - слиянию Пустого и шинигами в одном существе. Но это, в свою очередь, может означать что, если ток посторонней энергии удастся остановить и собственная личность Айясегавы еще не подверглась необратимым изменениям, то, возможно, даже...

- Постой, - Лиза вскинула ладонь и резко втянула носом воздух. Свет, падая на ее лицо, давал странный отблеск, будто оно было сделано из фарфора. Внезапно она шагнула вперед и несколькими меткими пинками заставила дерущихся ненадолго отвлечься друг от друга. - Прекратили немедленно, уроды! Разве не слышите...

Ханатаро слышал, и все остальные наверняка уже услышали тоже. К ним стремительно подползал холод. Не льда, как у капитана Хицугайи - темный, подернутый рябью холод морских глубин. Что-то двигалось под неимоверной толщей воды, что-то бесстрастное, стремительное и хищное.

Дверь выбили с такой силой, что ее куски кое-где воткнулись в стены.

На порог ступила Тиа Халлибел, и воздух вокруг нее шевелился, дрожа зыбким маревом, искажая перспективу. Айясегава Юмичика отставал от нее не более чем на шаг, блаженно улыбаясь и глядя сквозь них пустыми, затянутыми мечтательной поволокой глазами.

- Привет, Иккаку, - сказал он и вяло помахал рукой. - Я знал, что ты придешь.

@темы: переводы, Winter War/Зимняя Война, bleach

---

пра бличеглаву

Все сказали - и мы скажем.

Глава 514 в раскавыченных цитатах и условных отсылках к культурному контексту

- Ичиго, Урахара не сказал тебе правды! Я - твоя мать! Пойдем со мной и мы вместе будем!
- NOOOOOOO!!!!!...

- Ваше величество, если вы сейчас же не вернетесь домой, то превратитесь в тыкву!

- Во всем виноват ваш жидошинигами-неудачник Айзен. Это он продал Сейрейтей, выпил всю воду из крана и теперь допивает кровь шинигамских младенцев. А еще он своими пошлыми мультиками лишил его величество невинности бдительности и совратил превратил в тыкву, а в прошлом - вредительски принимал роды у папы Ишшина!

(с) мы с  answeraquestion и наша навеки потерянная вера в человечество

@темы: bleach

---

пра ФБ

Ну шо (с)

Пронзаю, что все, кто меня читает, уже видели наш деанон, но его не грех и еще раз показать:

Блич-дрим-тим, любовь, сирца, печеньки и всеобщее братание

эмоцыи, невнятныя, но искренния

ура, ура, ура, сколько всего теперь можно делать, ну:
- плясать и обниматься с вызволенным наконец-то паспортом
- забиться под плинтус, накрыться тазиком и переводить ЗВ сколько влезет
- ходить по деанонам любимых фандомов и рассказывать теперь уже адресно, кого именно и как я люблю и хочу от них детей
- и по деанону собственного фандома, кстати, тоже, как есть я мало того, что две трети текстов из наших выкладок до сих пор не читала, так еще и в той трети, которую читала, совершенно по-свински молчала, а там же столько прекрасного
- доделать все-все-все, что по разным причинам не попало в выкладки
- и все, что и не могло туда попасть
- уйти в закат покорять ТБ-фандом
- и не только его
- спать, мурмурмур и пойти поржать над ононами-пронзателями в Дежурке, стоп, вычеркните этот пункт
- совершить какой-нибудь акт нелепого героизма. Ну хоть, я не знаю, взяться переводить So / Anonymous / Heroes (кто не знает - макси-трилогия, ~ 300к слов, WIP, АУ, экшен, полномасштабные военные действия, дикие пейринги, травища, явно отягощенная некоей синтетикой, тонны клюквы, которую автор, видимо, тоже скурил, деревянный мальчуковый язык, сюжетные переходы - класса "мешком по голове из-за угла"... ну вы поняли, да?)


Всех люблю, некоторых неоднократно

Мои переводы с ФБ (титаническое спасибо Мацу за собранные ссылки)

2 лвл
Драббл «Чего не хочет женщина» (Ичимару Гин/Мацумото Рангику, 585 слов, драма)
Драббл «Мелодия с репризой» (Куроцучи Маюри/Унохана Рецу, 796 слов, ангст, херт/комфорт) - перевод, 862 слов в оригинале
Драббл «Дни нашей жизни» (Садо (Чад) Ясутора/Куросаки Ичиго, 770 слов, драма, романс) - перевод, 845 слов в оригинале
Драббл «Живым – жить» (Рукия/Орихиме, 706 слов, джен, пре-фем) - перевод, 763 слов в оригинале
Мини «Кино» (Эспада, Ичиго, Карин, 1 245 слов, юмор) - перевод, 1 244 слова в оригинале
Мини «Радиоспектакль» (Мацумото/Нанао, 3 310 слов, романс, юмор) - перевод, 3 366 слов в оригинале
Миди «Стежки» (Ичиго/Урью, 5 801 слово, драма, романс, слэш) - перевод, 5 803 слова в оригинале

3 лвл
Драббл «Личные предпочтения» (Заэль, Чируччи, 865 слов, виньетка) - перевод, 923 слов в оригинале
Драббл «Злюка» (Гриммджо/Орихиме, 483 слов, PWP) - перевод, 465 слов в оригинале
Драббл «Немыслимо» (Айзен/Бьякуя, 571 слово, драма) - перевод, 549 слов в оригинале
Мини «Бессонница» (Орихиме, Ренджи/Урю, 1 876 слов, драма) - перевод, 1 717 слов в оригинале
Мини «Вырвать когти» (Маюри/Йоруичи, 2 050 слов, романс) - перевод, 2 231 в оригинале

4 лвл
Драббл «Собирайтесь, девки, в кучу» (Кенсей/Лиза, 762 слова, PWP, юмор, предупреждения: dirty talk, эксгибиционизм, мастурбация) - перевод, 817 слов в оригинале
Мини «Игры, в которые играют люди» (Иккаку/Юмичика, 1 878 слов, PWP, ER, предупреждения: сомнительное согласие, бондаж, отложенный оргазм, доминирование снизу, нанесение телесных повреждений) - перевод, 1 852 слов в оригинале

внеконкурс 2 лвл
Драббл «Выстрел наугад» (Урю/Тацки, 835 слов, драма) - перевод, 702 слов в оригинале

внеконкурс 4 лвл
Миди «Гордость квинси: Методическое пособие» (Ичиго/Урю; романс; слэш) - перевод, 23 000 слов в оригинале, в соавторстве с answeraquestion

@темы: bleach, ФБ 2012

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

подарочег-подарочег

Название: Бхадракали
Оригинал: springkink.livejournal.com/630941.html
Автор: chibimazoku
Переводчик: CrippledSeidhe
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Агни/Сома
Жанр: романс, драма, виньетка
Фандом: Kuroshitsuji
Примечания: написано на заявку "Black Butler, Soma/Agni: closeness - a hand blessed by the gods"
Примечания переводчика: для света очей моих  answeraquestion ко дню рождения почти без опоздания

Его ночи почти без остатка принадлежат ей. Она является во тьме и тишине, и лишь еле слышное позвякивание ножных браслетов из чистого золота выдает ее приближение.

- Госпожа, - шепчет Агни, простираясь ниц у ее ног.

Она хохочет и одним небрежным рывком поднимает его на ноги; ее смех - само воплощение чистейшей экзальтации в звуке.

- Дитя мое, - говорит она, - ах, дитя мое...

---

Полдень нынче особенно жаркий и душный, свирепое солнце рассыпает тысячи бликов по драгоценным камням в украшениях Сомы - потому на него почти больно смотреть, будто он и есть солнце. Поразительно, но даже скрывшись в тени беседки, Сома по-прежнему будто излучает царственный свет. Восседая на груде ярких расшитых подушек, с чайной чашкой тончайшего фарфора в руках, он весь от кончиков волос до кончиков ногтей - истинный принц.

Мгновением спустя Сома опускает чашку на поднос - та мелко дребезжит - и величественный ореол рассыпается прахом.

- Агни, я устал, - тянет он и подкрепляет свои слова длинным зевком.

Агни склоняет голову.

- Вы хотите отдохнуть, мой принц?

- Ну... хочу, наверное, - Сома лукаво ухмыляется, отчего его лицо смотрится совсем уж юным, почти детским. - Только мне нужна нормальная подушка.

- Подушка, мой принц?.. - Агни оглядывает бесчисленные подушки - сваленные в кучу, разложенные вдоль шелковых стен беседки, разбросанные по тигровой шкуре, укрывающей пол. - Но...

Сома смеется.

- Иди ко мне, Агни, - тонкая рука тянется к нему, и Агни с поклоном подчиняется. - Ну давай же, садись. Да не так...

Обескураженный, Агни не сопротивляется, когда его попеременно тащат за рукав и подталкивают, усаживая в правильном месте, а затем командуют, заставляя принять правильную позу. Наконец Сома, довольный результатом своих трудов, снова зевает до ушей и укладывается, пристраивая голову у Агни на коленях.

- Мой принц... - начинает Агни, чувствуя, как горят щеки. Он погрешил бы против истины, если бы сказал, что ему не доводилось раньше бывать в таком положении; но в череде захлестнувших его воспоминаний нет ничего, кроме его - Аршада - бесконечных малопристойных выходок. Он не желает даже в мыслях связывать человека, которым был, и его дурные поступки с этим мальчишкой - донельзя избалованным, непозволительно доверчивым... просто потрясающим.

- Помолчи, - мягко укоряет его Сома. - Я пытаюсь уснуть, знаешь ли.

И Агни замолкает.

---

В ее дыхании - аромат благовоний и медленно гниющих цветов, оставленных на ее алтаре. Она берет его ладонь - свободную от бинтов, незащищенную - в две свои; третья мягко приподнимает его подбородок и держит, не давая отвернуться.

Агни старается не смотреть ей в глаза. В них - абсолютная чернота бесконечности, водоворот первозданной мощи, вид которого сводит с ума и самых стойких мужчин. Что уж тогда говорить о таких мужчинах, как он.

---

- Знаешь, почему я назвал тебя Агни? - бормочет Сома, уткнувшись носом ему в бедро.

Агни отрицательно мотает головой, опасаясь, что голос его выдаст - и запоздало понимает, что господин вряд ли увидит такой ответ - с закрытыми-то глазами.

- Не знаю, - все же произносит он.

- Огонь - это очень красиво, правда? Но если он горит слишком сильно и слишком ярко, то пожирает все на своем пути, - сейчас Сома глядит на него снизу вверх в упор с непонятным выражением на лице. - Вот про это я и подумал, когда впервые тебя увидел - что ты прекрасен, но ты уничтожил все, что было вокруг тебя, и потому тебя хотят потушить.

Агни вспоминает пятна на трухлявых досках эшафота, вспоминает, как падали на лицо длинные немытые пряди, вспоминает, как ждал смерти - и думает, что Сома вряд ли догадывается, насколько то первое впечатление оказалось верным.

От прежней жизни остались только тонкие декоративные косы. За одну из которых его сейчас вежливо, но настойчиво дергают, отвлекая от мыслей о прошлом.

- И я тогда решил, что будет ужасным расточительством не попытаться зажечь этот огонь снова. Вот, теперь ты Агни, - продолжает Сома, отпустив его косу. Потом улыбается - широко, искренне и чуточку сонно. - И теперь ты горишь только для меня.

- Как скажете, мой принц, - говорит Агни и улыбается своему божеству в ответ.

---

Черепа в ее ожерелье постукивают друг об друга, когда она пляшет на его теле безумный танец Шивы - который есть разрушение и возрождение, черная бесконечность и начало новой жизни.

Агни беззвучно смеется.

@темы: переводы

---

Winter War. Глава 24. Бьякуя: Должное

Оригинал здесь
Оглавление перевода здесь
Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Переводчик:  CrippledSeidhe
Бета:  answeraquestion
Рейтинг: R
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study
Фандом: Bleach
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU, кровь, смерть персонажа, суицид.
Действующие лица: Бьякуя, Рукия, Айзен

(Глава 23)

Глава 24, где Соде но Шираюки танцует, Бьякуя поступает как должно, а Айзен не устает напоминать нам, за что мы его ненавидим.

Глава 24, где Соде но Шираюки танцует, Бьякуя поступает как должно, а Айзен не устает напоминать нам, за что мы его ненавидим.

Бьякуя: Должное

Бьякуя искал смерти.

Он искал ее в ремнях, затянутых поверх смирительной рубашки. Он искал ее в случайных предметах, которые приносили изредка навещавшие его слуги Заэля. Он искал ее между каменных плит пола и в самом камне – но тот лишь отнимал у него рейацу, а вместе с ней и возможность лишить себя жизни вновь, на сей раз – окончательно.

Он искал смерти и искал хоть малейшие следы присутствия Сенбонзакуры, и не находит ни того, ни другого. Дух меча, который был рядом, сколько Бьякуя себя помнил, исчез безвозвратно, тоже отнятый у него и запертый вне пределов досягаемости – или, может быть, занпакто просто не желал быть найденным. У него были на то все права после того, к чему его принудил собственный хозяин...

Бьякуя нахмурился.

Он сделал то, что должно.

Вся его жизнь всегда была определена в терминах должного и недолжного. Сейчас, например, он должен был умереть, прежде чем его сила будет использована на потребу врагу, прежде чем предатель сотворит из него то, что он сотворил из Рукии.

У нее не было сердца. Рейацу тоже изменилась – жадная, иссушенная, исполненная бесплодного вожделения, Пустая – но взгляд помимо его воли все возвращался и возвращался к зияющей дыре в груди Рукии, в том месте, где должно было быть ее сердце. Дыра прошла насквозь. Бьякуя увидел, как через нее пробивается свет, когда косоде Рукии сползло с ее плеч, ниже, еще ниже, повиснув с пояса бесполезной тряпкой.

– Нии-сама, – прошелестела она с нежностью, вымораживающей душу, и сейчас она звучала точно так, как когда-то Хисана. – Любовь моя, пойдем со мной. Мы сможем быть вместе так, как мы никогда не смогли бы там, в Сообществе. У тебя не будет больше клана, которым ты вынужден править, не будет ни правил, ни невыполнимых требований, которые пригибают тебя к земле, не дают дышать...

Она качнулась навстречу ему, такая хрупкая, что, казалось, порыв ветра может унести ее прочь. Там, где его ладонь случайно коснулась ее плеча, кожа была невозможно теплой и нежной. Живой.

Хисана так и осталась его единственным исключением. Единственным шагом, который он сделал из любви, а не по обязанности. Единственным человеком в жизни, которого он так и не смог ни понять, ни измерить мерками должного или недолжного. Он любил ее, нуждался в ней, и она, тем не менее, умерла.

Он оплакивал ее, оставаясь один во тьме, скрывая от мира недостойную главы великокняжеского дома слабость; и осознавал яснее ясного, что она покинула его навсегда.

Рукия была совсем не то, что Хисана. Бьякуя ни на миг не поддавался искушению провести между ними знак равенства только потому, что у них одно лицо – что бы там о нем ни думали все, кто не видит дальше лиц и слишком любит рассуждать о чужих делах. Рукия была его младшей сестрой, и – как бы мало он ни был способен выразить или хотя бы признать это – оказывала ему этим немалую честь. В ней была внутренняя сила, которой недоставало Хисане, хотя обе сестры и были одинаково порывисты и склонны принимать людей близко к сердцу. Рукия, однако, была куда сильнее схожа с самим Бьякуей в своей готовности скрывать чувства, стягивать сердце обручами и отстраняться, оставаясь в одиночестве – если считала это необходимым.

Тварь перед ним, которая считала себя Рукией, не могла его одурачить. Рукия всегда поступала так, как велел долг, и шла до конца; даже тогда, когда эта дорога привела ее в Башню Покаяния. То, что тогда вмешались посторонние, никак не запятнало того факта, что она поступила правильно и уместно. Так, как должно.

Поэтому он твердо знал сейчас, что должен убить тварь, хотя часть его и заходилась в немом крике отчаяния, та самая часть, которая когда-то полюбила Хисану, а позже сумела полюбить и застенчивую девочку, которую он привел в свой неласковый дом, следуя велению все того же долга. И именно сейчас он понял, как прав был, в течение долгих лет неустанно приучаясь заставлять эту часть себя умолкнуть.

Он обнажил Сенбонзакуру, сразу выходя в шикай. Здесь не было больше причин скрывать свое присутствие, а какова Рукия в бою, он знал.

Холод и снег с легкостью могут убить еще не родившиеся цветки сакуры. Чудо и прелесть их цветения отчасти заключаются и в том, что они все же распускаются, несмотря на смертельный риск. Сенбонзакура же отнюдь не был цветком неродившимся. Дух его был духом цветов, сорванных с ветви, ускользающей тенью уничтоженной красоты, которая вечно бросает вызов силам, отнявшим у нее жизнь.

Нет ничего прекраснее опавших лепестков сакуры на белом снегу.

У Соде но Шираюки отняли ее красоту точно так же, как у ее хозяйки отняли сердце. Ее белизна, чистота смерти, которую она несла, подернулись мутной пленкой, будто слоем грязи. Снежинки обернулись хлопьями пепла, лед растрескался и пожелтел, точно старые кости.

Они схлестнулись, и горе Сенбонзакуры лишь сделало тысячи его клинков острее. Шаг за шагом, удар за ударом они сражались, он – храня молчание, она – с безумным смешком голодной твари, которая вот-вот получит в безраздельное обладание то, чего вожделеет.

Они прошли все танцы Соде но Шираюки, один за другим, каждый следующий ужаснее предыдущего, каждый – с огрехом, с изъяном, с нерешительностью, которой никогда не было места в душе живой, неоскверненной Рукии. Бьякуя дождался Третьего Танца, когда клинок пронзил его живот, что было предпочтительнее удара, от которого могли пострадать жизненно важные органы. Мгновенная заморозка остановила хлынувшую кровь, а руки его продолжали двигаться, завершая удар, начатый им самим.

Маска раскололась, и за ней было лицо Рукии, и ее слезы, слезы ужаса, стыда и облегчения.

– Иди с миром, сестра, – шепнул Бьякуя.

И Рукия рассыпалась черной пылью.

Он рухнул, когда лед растаял, лишив его опоры, а затем попытался закончить то, что Соде но Шираюки начала. Сенбонзакура, меч его души, не оспорил его решения, и они оба отгородились от своего страха смерти и заставили умолкнуть природную тягу к самосохранению. Они оба знали, что остались одни. Бьякуя получил сообщение о разгроме в фальшивой Каракуре. Он видел, как погиб Зараки, как ушла Унохана, и понимал, что подкрепления не будет и ждать ему некого, а быть превращенным в Пустую тварь силой, как это, он был уверен, произошло с Рукией, он ни под каким видом не желал. Не желал этого и Сенбонзакура, который воплотился в человеческую форму, чтобы стать его кайсяку.

Бьякуя обернул клинок шарфом, оставив свободной лишь последнюю треть. Зашелестела сталь, когда Сенбонзакура обнажил свой клинок, и словно по сигналу он погрузил свободное от ткани острие глубоко в себя, борясь с болью, борясь со страхом, борясь, чтобы покончить с этим.

Бьякуя сделал то, что должно.

Когда он очнулся, он был привязан к больничной койке и непозволительно жив, хотя и очень слаб. Боль концентрировалась в животе, и он немедленно попытался открыть рану, резко приподняв согнутые ноги и вывернув их под углом к корпусу, но сработала сигнализация, и набежали какие-то люди в белых халатах. Они зафиксировали его заново – и отвесили ему несколько пощечин, сопровождавшихся нотациями, которые он оставил без внимания, – заново наложили швы, не утруждаясь обезболиванием, а затем дали ему что-то, от чего он снова впал в беспамятство .

Бьякуе не удалось повторить попытку. Они исцелили его слишком быстро.

Время шло, и он терпеливо ждал, непрестанно ища возможности завершить то, что ему помешали сделать, и иногда гадая, сколько же времени ему на это отпущено.

Айзен пришел к нему лишь однажды. Бьякуя бросился на него, головой вперед, зубами вытащил Кьёку Суйгецу из ножен и упал горлом на лезвие – лишь затем, чтобы его небрежным движением оттолкнули. Затем на него навалились Айзеновы подручные.

Нахмурившись, Айзен рассмотрел порез на его горле и узкую полоску крови на своем клинке.

– Еще не время, – еле слышно произнес он и удалился.

Бьякуя подавил вопль ярости, дрожа всем телом от стыда и гнева. Затем он подавил и стыд, и гнев, и все чувства, затмевающие разум. Айзен больше не возвращался, и Бьякуя был доволен тем, что это оставляло ему время для новых попыток.

Теперь он подчинил все свое терпение, всю решимость, все накопленное десятилетиями умение убивать единой цели: прекратить свое существование. Он даже позволил себе надеяться, что если он будет обращен в Пустого, то тварь, которой он станет, унаследует последнее его страстное желание.

Умереть.

@темы: переводы, Winter War/Зимняя Война, bleach

---

Winter War. Глава 23. Многоголосие: Первый контакт

Оригинал здесь
Оглавление перевода здесь
Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Переводчик:  CrippledSeidhe
Бета:  answeraquestion
Рейтинг: R
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study
Фандом: Bleach
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU, кровь, кишки, традиционных два с половиной неприличных слова.
Действующие лица: Такано, Укитаке, Исане, Гин, Кира, Иба

(Глава 22)

Глава 23, где штаб Сопротивления штурмуют, а встреча старых друзей обещает быть куда более бурной, чем предполагалось вначале.

Глава 23, где штаб Сопротивления штурмуют, а встреча старых друзей обещает быть куда более бурной, чем предполагалось вначале.

Многоголосие: Первый контакт

Такано Дэн совершенно сливался с лесными тенями и для постороннего глаза был заметен не более, чем падающие листья.

Он терпеливо ждал.

Меньше часа назад пришло кодовое сообщение от людей Сой Фон – всего несколько слов, из которых было ясно одно: Ичимару проглотил приманку; пора занимать боевые посты. Момо следила за обходным путем – главную дорогу Дэн ей не уступил и был рад, что командиры пошли навстречу его желанию. Все-таки именно здесь он собственными руками расставлял каждый заряд и теперь надеялся воочию увидеть результаты своих трудов.

Еще больше он надеялся, что его труды в итоге не пойдут насмарку.

Дэн ждал и слушал лес, пропуская через себя и пение птиц, и шелест листвы, и журчание ручья где-то совсем рядом, подстраивая и расширяя восприятие так, чтобы все лесные звуки стали его частью. Когда птицы разом умолкли, тревожно затрещала какая-то белка и выводок лисят в кустах прекратил то ли играть, то ли драться, это могло означать только одно – он дождался наконец.

Он учуял их раньше, чем услышал, и это было скверно – Дэн никогда не был особо силен в различении рейацу, предпочитая полагаться на привычные пять чувств. Это какая же мощь сейчас на него надвигается? Он невольно вспомнил грозовой океан рейацу капитана Укитаке – когда тот допрашивал арранкарского шпаненка, их ведь накрыло наэлектризованной волной силы даже через две или три стены...

То, что он мог уловить сейчас, превосходило ту волну по силе минимум вдвое.

Дэн любил все делать по порядку. Вот и сейчас он первым делом отправил на базу короткое кидо-сообщение –

Есть контакт.

- и только потом мысленно выматерился и бесшумно двинулся вперед. Уйти, не выяснив, с какими силами им придется столкнуться, он не мог.

Он тенью скользил между деревьев – деревья стали ниже, потом сменились кустарником, кустарник – зарослями травы и бамбука, и с каждым пройденным шагом давление чужой рейацу неуклонно росло. Когда от него стало почти что невозможно дышать, Дэн остановился.

Теперь он ясно различал два, нет, три источника силы – два запредельно мощных, третий послабее. От того, что послабее, и от одного из сильных даже на расстоянии тянуло голодом и тоскливой злобой... Пустые. Дэну стоило немалого труда не завыть в голос. За исключением штурма полугодовой давности, ни Айзен, ни Ичимару не использовали Пустых в боевых операциях так близко от Сейрейтея - хотя бы этого можно было не опасаться.

Похоже, лафа закончилась.

Выяснять больше было нечего, и Дэн решил уходить, пока не засекли. Он был совершенно уверен, что ничем себя не выдал, но не прошло и полминуты, как в спину ему ударил звуковой волной оглушительный рев, и сгусток голодной рейацу – тот, что побольше – начал нагонять его стремительными рывками, будто в шунпо. Он машинально шагнул в шунпо сам, увеличивая дистанцию, и тут же понял, какого дурака свалял – это было все равно что просигналить врагу "Я ЗДЕСЬ", и теперь за ним, кроме шустрого Пустого, гналось еще человек десять.

Дэн помчался, словно перепуганный заяц.

Он и правда петлял, как заяц – сначала инстинктивно, потом, когда сообразил, что преследователи не поспевают за его маневрами – вполне целенаправленно, аккуратно подводя их все ближе и ближе к зоне поражения.

Вот теперь дать маху было никак нельзя. Впереди их с нетерпением дожидалось около сотни мин, заложенных накануне в четыре руки Дэном и лично Шибой Куукаку - часть на дороге, часть в полях по обе стороны от нее; некоторые срабатывали от физического контакта, некоторые - от давления рейацу, и ни одной невозможно было углядеть с такого расстояния, и все же Дэн смог наметить себе гарантированно чистую точку в центре поля, с которой удобно было бы начать.

Из всех его кошмарных снов худшими были те, в которых он каким-то образом терял способность отличить восток от запада и право от лево - но когда он сделал последний рывок и остановился в центре поля, там и правда оказалось чисто. И он угадал верно все направления и расстояния - с места, где он стоял, оставленные поверх мин условные знаки были видны не хуже неоновых вывесок.

По крайней мере, до тех пор, пока несущаяся за ним толпа не начала приземляться поверх них.

Три взрыва прогремели подряд, как по таймеру, за ними после короткой паузы последовало еще два, каждый раз взметая в воздух солидную тучу комьев грязи, ошметков человеческих тел и брызг неопознанных жидкостей, которые Дэн не очень-то и рвался опознавать. Он хищно ухмыльнулся сам себе и шагнул в следующую намеченную точку, но тут все поле накрыло раскатом убийственно мощной рейацу Пустого, и за вслед за ней, а может быть, из нее, возник укрывший все и вся толстенный слой льда.

Все, что Дэну оставалось - с размаху шлепнуться на задницу и с матерным воплем заскользить прямо туда, где точно было на чем подорваться.

Он сумел на ходу выскочить в шунпо и тут же поскользнулся снова. Какая-то часть его сознания, чудом не охваченная паникой, отметила, что взрывов вокруг больше не слышно - и, когда он проехался ровно над тем местом, где сам же заложил заряд взрывчатки приблизительно на слона, не произошло ровным счетом ничего.

Дэн не удержался и охарактеризовал ситуацию вслух таким загибом, что будь тут его комбат, может, даже и позавидовал бы немного. Хотя завидовать тут было нечему - укрытые льдом взрыватели не срабатывали, и он ничего не мог с этим поделать.

Следующий шаг вынес его за край ледяного поля, и теперь можно было дать себе секунду-другую, чтобы перевести дух. Уходить, уходить отсюда...

Хуже всего было то, что Дэн наконец узнал эту рейацу, клубящуюся сейчас перед ним мрачной ледяной тучей, и теперь клял себя за то, что не узнал ее раньше.

- Вашу мать, вашу мать, вашу мать, - твердил Дэн на бегу, словно мантру, не замечая сорванного в ноль дыхания. Он должен добежать. Он должен доложить, что обнаружил капитана Хицугайю – холлоуфицированного капитана Хицугайю, полностью послушного приказам Ичимару.

Вашу ж мать.

-------------------------------------------------------

После того, как все последние распоряжения были отданы и все планы сверены, Джууширо воспользовался старым испытанным приемом, чтобы заставить себя немного поспать перед боем. Он подумал о море и ветре, и волнах, которые подхватывают тебя и утягивают прочь, и без труда шагнул во внутренний мир навстречу Согьо но Котовари. На этот раз занпакто появился в облике двойняшек, и двойняшки тут же на нем повисли, да так оно было и лучше – они втроем славно вздремнули на нагретой солнцем песчаной косе, укрывшись белым хаори.

Сигнал тревоги и топот шагов по коридору рывком выдернули его в реальность, заставив голоса моря и ветра отступить, но не утихнуть окончально - они шелестели где-то глубоко внутри, успокаивая и ободряя, даже когда двери распахнулись и в спальню влетела Исане. Вот уж кто боевую задачу уяснил четко - Джууширо опомниться не успел, как оказался вначале усажен в кресло, затем доставлен в библиотеку и со всем возможным удобством устроен за гигантским письменным столом. И наконец, к его немалому удивлению, на столе возник поднос, на котором исходил паром глиняный чайник.

- Чай?.. - невесть зачем уточнил Джууширо, чувствуя, как брови невольно ползут вверх. Исане застенчиво улыбнулась:

- Всегда можно выкроить время для чашечки чаю.

Трудно было с этим не согласиться - по двум причинам: во-первых, намного проще сосредоточиться и свернуть рейацу в аккуратный, неразличимый издалека кокон, когда руки и разум заняты чем-то посторонним; во-вторых, Исане, верная себе, всегда заваривала отличный чай. Джууширо улыбнулся ей в ответ, уже чувствуя рейацу офицера Такано - ближе, еще ближе, еще быстрее, будто за беднягой гонятся черти.

- Вы готовы? - спросил Джууширо.

- Да, - Исане еле уловимо сместилась в пространстве и еще неуловимее сощурилась, но человек, знающий, куда смотреть, сейчас мог ясно видеть, что она действительно готова.

- Хорошо.

Такано приземлился на полуразрушенный балкон - гнилые доски протестующе застонали под его весом - сделал последний шаг шунпо и рухнул к ногам Джууширо.

- Хицу... Хицугайя... - прохрипел он между двумя судорожными вдохами. От него исходили явно ощутимые физически волны ужаса и потрясения - видеть его таким было немыслимо, почти нелепо.

- Капитан Хицугайя жив? - Джууширо невольно воспрял духом, оставив на время бесплодные попытки угадать, что же могло напугать бесстрашного, всегда невозмутимого и идеально отутюженного Такано до такой степени, чтобы это было заметно со стороны.

- Нет, нет, НЕТ!.. - Такано чуть что не захлебнулся последним словом и внезапно докончил почти будничным тоном, словно в нем повернули выключатель: - Его превратили в Пустого. Я еле унес от него ноги.

- Вот как? - и ужас, и потрясение теперь были совершенно понятны, но так и оставались недоступной роскошью; все, что Джууширо мог себе позволить - отнестись к услышанному как к абстрактной задаче и искать пути ее решения.

- Он заморозил мины и теперь они бесполезны. Ума не приложу, что делать.

Джууширо поднял взгляд - Исане все поняла без слов, как она делала в последнее время особенно часто. Я напугана, я не уверена, что справлюсь, но я знаю, что нужно сделать, говорили ее глаза.

- Идите, - шепнул он.

Она пошла.

- Она же не управится сама! - запоздало вскинулся Такано.

- Сможете ей помочь? - спросил Джууширо, уже зная, что за реакцию вызовут его слова. Командир, высказывающий конкретную просьбу, да еще и поверх этого - товарищ, нуждающийся в помощи... Иногда ему хотелось бы менее отчетливо понимать, за какие ниточки он тянет, вынуждая своих людей с готовностью идти на смерть по его слову.

- Смогу, куда ж я денусь, - хрипло усмехнулся Такано. Кивок - и он исчез в том же направлении, что и Исане минутой раньше.

Джууширо опустил взгляд и некоторое время рассматривал свои ладони, будто увидел их впервые.

Затем он отправил лейтенантам Ибе и Хинамори сообщение с уточнением состава сил противника.

-------------------------------------------------------------------

Исане со всех ног бросилась по главной дороге, ведущей через лес к Сейрейтею, чувствуя, что Такано нагоняет ее. Замедлять шунпо, чтобы дождаться его, она не стала - незачем. Накануне он провел для нее и Шиба-самы очень подробную экскурсию по этой самой дороге, показав и объяснив местоположение каждого установленного им заряда. Шиба-сама все одобрила; Исане одобрила и тщательно запомнила.

Она остановилась, хотя до минного поля было еще довольно далеко - считав сигнатуру такой знакомой рейацу, она уже видела, что Такано не ошибся - лед полностью блокировал все детонаторы до единого.

Кажется, в таких случаях полагалось говорить “дело дрянь”.

Где-то впереди глухо бахнуло. Должно быть, кто-то прошел над миной, срабатывающей от давления рейацу - но вряд ли от этого будет какой-то толк; лед запросто выдержит и рассеет ударную волну, если только...

Если только не удастся каким-то образом обеспечить направленный взрыв большого числа зарядов одновременно.

Как назло, на поле они не установили почти ни одной мины направленного действия - в основном шрапнельные снаряды с большой площадью поражения. Никто тогда не предполагал, что поражать придется не живого противника, а слой издевательски сверкающего льда толщиной метра в полтора, хотя...

...не все было так уж плохо. По крайней мере, цепочки зарядов вдоль дороги и в зарослях по обе стороны от нее уцелели и были вполне доступны.

Исане быстро перебрала в уме все бакудо-щиты, которые знала, и остановила свой выбор на Восьмерке - инкантация простая, рейацу и времени требует не так уж много, и под силу даже Такано, который с кидо не очень-то дружит.

- Такано-сан, я могу попросить вас поставить два Барьера, вот так... - она сформировала в кулаке первый щит и ударила им об землю рядышком с ближайшей миной - Такано передернулся, потому что она едва не задела взрыватель, но тут уж ничего не поделаешь, пусть терпит, - и вот так... - второй щит, в форме чуть кривоватой параболы - вместе они направят ударную волну как раз туда куда нужно, и останется только молиться, чтобы этого хватило.

- Сделаю, - кивнул он.

- Тогда приступим. У нас недостаточно мин, срабатывающих на рейацу, но...

- ...но этому горю можно помочь, - закончил за нее Такано, извлекая из рукавов движением фокусника пару мотков бечевки. - Один тяжелый камень, одна с умом привязанная веревочка - и легким движнием руки нажимной взрыватель превращается в натяжной. Как вам такое предложение?

- По-моему, прекрасно, - ответила Исане. - Итак, поехали.

Щит, снова щит, веревочка и камушек. Щит, снова щит, веревочка и камушек. Дело пошло совсем споро, как только она вычислила опытным путем нужную высоту и глубину. Наконец, они выпутались из нескольких десятков отрезков бечевки и сложили концы под деревом у дальнего края дороги.

- Уходите, уходите, уходите, - торопил ее Такано. Он был совершенно прав, потому что безумная ледяная рейацу ощущалась все ближе и ближе, но Исане никак не могла заставить себя послушаться. У нее было такое чувство, будто у них осталось слишком много времени в запасе, а значит, они точно что-то забыли или не предусмотрели. И это ужасно нервировало.

- Вы точно справитесь сами? - спросила она, пытаясь унять нарастающую тревогу.

- Если вы сделаете мне еще по паре щитов на вот этих трех малышках, то да, я справлюсь со всем, с чем нужно, - последние слова он произнес с нажимом, от которого у нее сердце ушло в пятки.

- Вы хотите убедиться, что они не уйдут от взрывов? И для этого собираетесь подорвать последние три мины вместе с собой? Так?

Он посмотрел на нее в упор.

- Ваша задача - защищать капитана Укитаке. Или я не прав?

Она смогла выдержать его взгляд, но не смогла не разреветься и не обнять его крепко-крепко, по-детски хлюпая носом, что совершенно не подобало целому лейтенанту Готэя...

- Эй, эй, ну не надо так, может, все еще и обойдется, может, я как раз успею отскочить и удрать, пока меня не задело взрывом. Мое шунпо быстрее вашего, вы же знаете, - Такано улыбался, но и у него глаза были на мокром месте. - А если окажется, что не судьба - ну, значит, мне настало время возвращаться в ряды живущих. Все равно я так и не привык, что вокруг меня вертятся тяжело вооруженные дамочки. И потом, - тут он ухмыльнулся до ушей, - я твердо решил, что увижу своими глазами, как сработает эта адская машина.

Исане молча кивнула и отдала ему честь. Он отсалютовал ей в ответ, четко, как на параде.

Она побежала обратно к усадьбе. Когда вслед ей начали один за другим раздаваться взрывы, она не обернулась.

------------------------------------------------------------------------------------------------------

Гин задумчиво наблюдал, как его людей рвет на куски взрывами и размазывает по льду. Щенок-отморозок оказался очень полезен, спору нет, но главное было совсем не это, главное было то, что эти ублюдки-сопротивленцы каким-то образом узнали, что Гин придет за Рангику-тян, и успели хорошенечко подготовиться.

Они знали и держали ее в замке, как украденную принцессу, чтобы Гин-рыцарь помчался ее спасать и сломал себе шею по дороге.

Ага, разбежались. Он свое дело знает как следует... в Академии его научили не только убивать, в конце концов. И не только за умение убивать его держали на посту капитана.

Он помахал, подзывая Рудобона. Жилистый громила согнулся в поклоне чуть не пополам, и его толстенные рога оказались чересчур близко от Гинова лица.

- Вазьми с собой вертухаев из Башни и обойдите паместье с тыла. Если кто-то папытаится сбежать с Рангику-тян, убей их и приведи ие ко мне. Мы зайдем с главного входа и падаждем те’я внутри.

Рудобон с неприятным скрипом разогнулся из поклона, тут же согнулся в еще одном поклоне, вынул из ножен занпакто, вырастил вокруг себя стайку одинаковых скелетиков и наконец убрался вместе с ними и с копейщиками из Башни в аръергарде. Скатертью дорога.

Как только они скрылись в лесу, оттуда раздался, ну кто бы мог подумать, взрыв и истошные вопли.

Гин провел ладонью по щеке и нахмурился, увидев, что пальцы испачканы красным - осколок льда разрезал ему щеку.

Хронометраж взрывов... не похоже, чтобы мины срабатывали от физического контакта. По крайней мере, уж точно не те, которые рванули после того, как половина их группы успела несколько минут потусоваться прямо над ними. Знааааачит, значит, может статься так, что минами управляют с расстояния.

И как только Рудобон и его группа отошли подальше от дороги, взрывов с той стороны больше не слышно. То есть у ублюдков не хватило мин на всю округу. Если так, тогда все совсем просто - Гину нужно только подорвать своими балбесами все мины, которые тут есть, и путь к Рангику-тян свободен.

- Тцтцтц... визгу многа, шерсти мало... Изууру, сладенький мой, а ну иди сюда.

Изуру подошел, весь сияющий от того, что ему уделили внимание.

- Бери всех салдат, что еще астались, и идите к главному входу. Я хачу, чтоп ты спас Раангику-тян для миня, панимаешь?

Синие глазенки Изуру на секунду застыли, но всего на секунду. Он изящно поклонился:

- Да, Ичимару-сама. Благодарю вас, Ичимару-сама. Я сделаю все, что в моих силах.

- Хороооший Изууру, - Гин пропустил между пальцев мягкие светлые пряди и почувствовал, как Изуру вздрогнул всем телом от прикосновения.

- Ичимару-сама, сэр, не могли бы вы... сделать так, чтобы... оно... добавило еще один слой льда поверх дороги к поместью? Я бы хотел сохранить людей... сэкономить людей, чтобы не в одиночку убивать тех, кого я встречу внутри, - попросил Изуру с восхитительно кровожадной кривой ухмылкой.

Гин намотал на руку Хицугайин поводок и дернул посильнее. Груда костей, когтей и растрепанных перьев шлепнулась к его ногам и утробно заворчала. Слов было не разобрать, если там вообще могли быть какие-то слова. Ассистенты Айзена-тайчо в свое время не стали нежничать с этим сопляком, и результат был, что называется, на лице. Какая-то часть Гина, глядя на него, радовалась, да, радовалась, что он никогда не пытался сопротивляться Айзену так отчаянно, как сопротивлялся бывший капитан Хицугайя.

Из живых людей душу рвут...

- Харашо, харашо... - пробормотал Гин. - Иди и замарозь все отсюда и до того бальшого дома... понял, нет?

То, что когда-то было Хицугайей, поднялось в воздух, пьяно пошатываясь, и выполнило приказ.

Значит, понял... наверное.

Когда Кира повел отряд вперед, раздался сильно приглушенный взрыв, и толстенная ледяная корка с жутким скрипом и треском вздыбилась и пошла трещинами. Еще взрыв, еще один растресканный ледяной горб, и отряд в полном составе рванул обратно.

Гин заострил восприятие до предела, выискивая хоть что-то или кого-то, кто мог бы приводить чертовы штуки в действие. Внезапно он учуял отпечаток чьей-то рейацу - глубокая вода, но не такая глубокая, как у Джууширо, темная, холодная, на вкус отдает смертью. И эта рейацу вспыхнула-вспыхнула-вспыхнула-вспыхнула-вспыхнула - а потом пять снарядов рванули подряд. Первый приподнял ледяную корку, второй покрыл ее сетью трещин и приподнял сильнее, последние три вздернули ее в воздух и Гин еще подумал, что никогда в жизни раньше не видел ледяного цунами - а потом волна ухнула вниз.

Те из Кириных людей, кто шибко медленно бегал, теперь превратились в очень красные лепешки.

Проклятая рейацу снова вспыхнула, уже дальше от них и ближе к поместью.

- Держи гада! - рявкнул Гин и ткнул пальцем в нужном направлении для наглядности .

Синие глазки Изуру загорелись особенно ярко и он исчез в сонидо прежде, чем кто-то успел опомниться. Его люди, проморгавшись, помчались следом.

Гин улыбнулся сам себе. Бедняжки предпочли бежать через минное поле навстречу неизвестно чему, но не оставаться рядом с ним.

Он снова взял Хицугайю на поводок - но не стал дергать, нет, теперь он мог себе позволить быть даже ласковым - и, благословясь, последовал за ними.

----------------------------------------------------------------------------------------

Кира несся вперед длинными прыжками.

Он спотыкался об искалеченные тела своих бойцов и не замедлял хода. Он оставлял на покореженном льду красные следы и не оглядывался на них.

Голод свирепо глодал его живот изнутри, и он жалел, что не прихватил с собой что-нибудь перекусить. Он хотел... хотел...

Чего же он хотел?

Прыжок.

Точно. Он хотел одобрения Ичимару-самы, любви Ичимару-самы, угождать Ичимару-саме во всем. Он должен быть пойти в поместье и убить всех, кого найдет внутри...

Нет, не всех.

Кого же Ичимару-сама сказал не убивать?

Ах, да. Мацумото-фукутайчо. Зачем она понадобилась Ичимару-саме?

Ведь у Ичимару-самы есть он. Зачем ему какая-то грудастая рыжая хохотушка, когда у него есть послушный Изуру! Но...

Но Ичимару-сама говорит, что любит Изуру. Он говорит Изуру хороший. Он говорит Изуру, котеночек мой. Кира зажмурился от воспоминания об удовольствии. Он был любимым и единственным котеночком Ичимару-самы. А Рангику в жизни не сможет быть котеночком, разве нет? Если только...

Прыжок.

Если только Ичимару-сама не отправит ее к Айзену, чтобы с ней сделали то, что сделали с самим Кирой.

Кира задрожал, сильно задрожал, потому что что-то глубоко внутри него заходилось в крике и трясло его, будто птица в клетке изо всех сил бьется о прутья.

Ичимару-сама говорил, что любит Рангику, хочет, чтобы она была в безопасности, чтобы была с ним, а не с мятежниками. И он одному только Изуру доверяет в этом деле. Ичимару-сама ему доверяет, но... что, если он не любит его так же сильно, как любит Рангику? Что, если Ичимару-сама послал его на смерть ради того, чтобы заполучить ее?

Прыжок.

Кира очень ясно вспомнил, как его людей раздавило гигантской массой льда, и замедлил шаг. Голод заставил его замедлиться, голод сказал, что ему вовсе не обязательно умирать ради нее. Если вдруг окажется, что ее уже нет в живых...

Кира еще замедлил шаг, чтобы лучше слышать голоса в своей голове.

И когда он добрался до парадного входа, он не стал открывать двери сам. Он не собирался умирать ради нее. Ради Ичимару-самы – да, тысячу раз да, но не ради нее. Он подозвал ближайшую пару рядовых и просто сказал:

- Ты и ты, мне нужно, чтобы вы проникли внутрь здания и доложили мне, что там творится.

Они оба оглянулись на Ичимару-саму, который стоял на солидном расстоянии позади них. Тот улыбнулся и помахал Кире. Кира только кивнул, подтверждая, что если подходы к дому были заминированы, то и дверь, вероятно, тоже.

- Может, попробовать через окно? – спросил кто-то.

- Пробуйте, - сказал Кира и жестом приказал оставшейся части отряда отойти подальше от крыльца и рассредоточиться. Приказ был выполнен с просто-таки сверхъестественной скоростью. Кира не двинулся с места, наблюдая, как один из двоих подопытных разбил окно справа от входной двери и аккуратно убрал оставшиеся в раме осколки, а второй обернул ладони краями рукавов, схватился за подоконник и подтянулся... потом опустил одну ногу внутрь... и шагнул.

Только тут Кира понял, что все это время простоял, затаив дыхание. Он как раз собрался выдохнуть, когда все здание ярко осветилось изнутри и раздался такой гром, будто все они попали в самый центр грозы.

У человека в окне не было ни единого шанса выжить. После того, как его тело прошили несколько тысяч осколков стекла, у него не было даже шанса по крайней мере остаться одним куском.

Примерно треть отряда Киры опрометью кинулись прочь, туда, где стоял Ичимару-сама. Пусть гневается сколько влезет, он не заставит их войти внутрь этого проклятого дома.

Кира мельком глянул в ту сторону и увидел, что Ичимару-сама уже подал знак Хицугайе. Больше Кира туда не смотрел. Крики, которые доносились сзади, впечатляли куда сильнее, чем догорающие язычки пламени и нехорошая тишина впереди. Оставшиеся пара десятков человек плотной группкой сгрудились вокруг него.

- Не спешим... не спешим... - пробормотал он. - Думаю, это было еще не все.

Они послушно попятились, а он со всей возможной осторожностью приоткрыл огромные двустворчатые двери и протиснулся внутрь. То, что он увидел внутри, словно сошло с гравюры, изображающей бездны преисподней. Догорающий скелет несчастного рядового так и свисал вниз головой с подоконника. Пол был усыпан обломками мрамора и кости; двойная лестница превратилась в груду щепок, а никакого другого пути на верхние этажи Кира не видел.

Он учуял там, наверху, рейацу, на которую ему указал Ичимару-сама, и еще две других. Кира закрыл глаза, изо всех сил напрягая чувство рейацу, пытаясь распознать их. Внезапно еще две начали стремительно приближаться к нему неровными прыжками, одна поближе, одна подальше. Та, что поближе - неужели это Момо? Внутри него что-то глухо завыло, и он застыл, напоминая себе, что у него есть приказ.

Вторая движущаяся рейацу вдруг вспыхнула ясно и ярко - и довольно далеко, где-то за полмили от поместья - и вместе с ней небольшая группа других, послабее. Кира узнал Ибу. Должно быть, он и его люди схлестнулись с отрядом Рудобона.

Ичимару-сама, как всегда, был несравненно мудр и предусмотрителен, когда послал этот отряд в обход.

Золотистой, кошачьей рейацу Рангику пока что не было слышно, но кто-то из тех троих наверху мог... мог быть ею. Остальные или были слишком слабы, или двигались слишком быстро для раненной женщины.

Кира в сонидо ступил на площадку, к которой еще несколько минут назад вели обе лестницы, и предоставил своим людям следовать за ним, если у них хватит духу и силенок.

------------------------------------------------------------------------------------------------------

- Кийяяя!!!

Ну конечно, Рикичи никак не мог броситься в атаку молча.

Иба скосил глаза на звук - и правда, это именно Рикичи, и именно бросился в атаку, тут же на ходу парировал боковой удар копьем и чудом не был сбит с ног...

...Широгане молниеносно выдвинулась вперед - шаг, шаг, еще шаг - и успела туда, куда Иба за эти полтора вдоха не дохромал бы ни в жизнь. Ее клинок мелькнул, чтобы тут же исчезнуть в ножнах, и незадачливый страж-копейщик рухнул на землю. Семеро его приятелей, не сговариваясь, отшатнулись. Рогатый верзила-арранкар и стайка его инкубаторских солдат повторили их движение...

...умница Широгане, выиграла для нас чертовы бесценные секунды и метры, ну вот и не будем разбрасываться таким подарком.

Иба набрал в грудь побольше воздуху.

- Рикичи! Сузуки! Йошино! Тагучи, маму твою за ногу, построй уже свой отряд как следует, что вы топчетесь, как телята на водопое?! Вы шинигами или где?!

Сия беспримерная речь оказалась неожиданно действенной - детки словно очнулись, и после короткой лихорадочной возни выстроились в кружок спинами друг к другу. Раненых затолкали в середину круга, где до них не так просто было добраться - как и им оттуда выбраться.

Хорошие детки, но у них так и не начало получаться не упустить ничего важного с первой попытки. Например, того факта, что копья длиннее катан.

- Сузуки, Курода! Не тормозить! Они будут снимать нас поодиночке своими дурацкими пиками, а мы с вами будем стоять и смотреть?! Ведь не будем же?

Детки и примкнувшие к ним условно взрослые, помилуй их все ками, сколько их есть под этим небом, хором гаркнули “Не будем!!!”, и у Ибы малость отлегло от сердца, а потом тут же окончательно отлегло, потому что он высвободил шикай, и Сузуки с Куродой, действительно, перестали тормозить и последовали его примеру. Теперь против семи копий у них было две алебарды и фальшион Ибы. Неплохо для начала. Только что и того не было.

Широгане осталась за пределами их тесного круга, который с ее манерой боя не оставил бы никакой свободы для маневра. Беда в том, что один-два лишних шага вперед - и она окажется совершенно беззащитной.

Инкубаторские Пустые тем временем сгрудились по одну сторону; семеро уцелевших башенных стражей с семью чертовыми копьями выстроились по другую.

И атаковали все вместе.

Иба перехватил костыль понадежнее и от души на него оперся. Двигаться он, конечно, толком не может, ну да не в беготне солдатское счастье...

...он поймал нацеленное в него острие копья на клинок, резко увел его в сторону и довернул - в борьбе добра со злом победили длина рычага и скорость, помноженная на массу, раздался хруст и копье осталось без острия, а сам Иба - без равновесия. Он рухнул на больное колено, чудом не растянулся на земле - и аккурат над его головой прошло еще одно копье. Над ухом дико взвизгнула Сузуки, мелькнула ее нагината - и острие исчезло.

Теперь на них двинулись разом шестеро копейщиков. Широгане скользнула вперед, оказавшись нос к носу с ними - к моменту, когда господа стражи это поняли, один был уже мертв, через секунду к ним присоединился второй, булькая кровью из разрубленного горла, но из-за его спины возник третий, у которого хватило дистанции, чтобы занести копье и ударить.

Широгане крутанулась на месте, уворачиваясь, ее клинок пружиной вылетел из ножен - по очень красивой дуге, надо сказать, вылетел - и со смачным хлюпающим хрустом вошел в череп злосчастного копейщика, развалив его пополам, как спелый арбуз.

Сузуки, умница, тем временем отхватила руку ближайшему вражине и на обратном движении древком подопнула его под руку к Широгане - добить. Тагучи с Куродой морально ее поддержали, дружно блюя на брудершафт...

...именно в этот момент четверо Пустых решили, что сейчас их очередь, и...

- Кийяяя!!!

Рикичи рубанул сцепленными в замок руками - и белая черепастая маска треснула, а занесенный над ним меч рассыпался в пыль. Сузуки, которой явно начинал нравиться процесс, расставила ноги пошире и принялась размахивать нагинатой, словно кочергой - минус еще две белых маски и все остальное, что к ним прилагалось.

Иба с легкостью разрубил маску последнему до того, как тот успел ударить - эти зверюшки даже меч над жертвой заносили совершенно одинаковыми движениями - и пережил пару самых неприятных в своей жизни мгновений, когда его занпакто намертво застрял в кости, а пара рук в белоснежных рукавах так и продолжали механическое движение вниз, но тусклый клинок истаял дымом и пылью, так и не погрузившись в его плечо.

Рядом Курода поднялся на ноги, пошатываясь и отплевываясь, отразил удар копья и тут же контратаковал, вспарывая противнику живот крюком своего дзи.

Теперь против них осталось двое копейщиков и восьмеро Пустых...

...верзила-арранкар чуть повел рогатой башкой - и вокруг него из воздуха возникло еще два десятка белых фигур.

Горестный вздох Широгане слышно было, наверное, даже в Сейрейтее.

- Ебать нахуй атака клонов, - буркнул Иба. Широгане расхохоталась в голос, и детки обалдело уставились на нее.

Потом их атаковали снова.

------------------------------------------------------------------------------------

Исане вскрикнула, когда Такано ввалился в библиотеку, в располосованной на ленточки форме, покрытый с ног до головы кровью из мелких порезов. Он ухмыльнулся и подмигнул ей, и Джууширо даже со свего места увидел, как она вздрогнула.

- Не дождетесь, доктор, - выпалил Такано между двумя судорожными вдохами, - я вполне живой, хоть и выгляжу, будто меня... кошки драли, - он рухнул на пол, опершись спиной о стол.

Джууширо был рад, что в этом мальчике невесть как помещается столько самообладания; сам он до сих пор не оправился после первого взрыва в холле, и, не желая показывать этого, спросил:

- Сколько еще осталось?

- Две группы подходят сзади, с ними арранкар. Две с главного входа, с ними... Кира... он послал двоих вперед себя только чтобы они подорвали собой бомбы в холле... как будто так и надо, - Такано запнулся и сделал паузу, чтобы отдышаться. – Кира тоже похож на... Пустого, сэр. Ичимару и Хи... Хицугайя остановились вне пределов досягаемости. Так что...

- Так что вы заманили людей Киры прямо сюда, чтобы они случайно не потревожили то, что пока тревожить не следует?

Такано устало кивнул.

- Так точно. Иначе Ичимару ничего не достанется, - он покачал головой. - Я надеюсь, я очень, очень надеюсь, что мы не будем вынуждены потратить их все на одного капитана Хицугайю, - он уронил голову на руки, размазывая кровь по лицу. - Мне это не нравится, сэр.

- Никто из нас не в восторге от происходящего, Такано, - сухо заметил Джууширо. - Убить врага, которого полагается ненавидеть, не так-то просто. Сейчас же перед нами стоит задача убивать тех, кого мы уважали и любили, и кого силой заставили обернуться против нас. Все мы отдаем себе отчет, чего нам это будет стоить, как отдает себе в этом отчет и Айзен. Не только из пустой жестокости прибегает он к подобным методам.

Он вздохнул и поднял взгляд на Исане, готовый поклясться, что знает, о чем она думает, и чувствует, какую боль причиняют ей эти мысли. Она начала было что-то говорить, но тут все они почувствовали, как к ним рывками приближается сгусток живого огня, и через миг точно в проеме балконной двери возникла Хинамори.

- Широ-тян? - выдохнула она и тут же сникла, будто из нее выпустили воздух. - Прошу прощения, сэр.

- Я должен сообщить вам то, чего не мог сообщить раньше, поскольку сам не знал об этом, - негромко произнес Джууширо, уже понимая, что слова его запоздали - Хинамори застыла соляным столбом и зрачки у нее разъехались во всю радужку, а комнату затопила чужая рейацу, закованная в цепи, кричащая от боли, воющая от неутолимого голода. Дверь слетела с петель, и бывший лейтенант Кира шагнул через порог.

Он был перемазан, нет, буквально облит кровью, которая могла принадлежать только его собственным людям - и словно по контрасту с ней его синие глаза казались еще ярче. В мерцающем свете разгорающегося за его спиной пожара Джууширо успел разглядеть и сквозную дыру в его груди, и костяную пластину сложной формы поверх лица.

Кира огляделся по сторонам, нахмурился и спросил:

- А где Мацумото? Я пришел ее убить.

@темы: переводы, Winter War/Зимняя Война, bleach

---

Если не я за себя, то кто же?

Название: Если не я за себя, то кто же?
Автор: CrippledSeidhe
Бета: answeraquestion
Фандом: Bleach
Пейринг: Зараки Кенпачи/Кучики Бьякуя
Жанр: Drama, Romance, POV
Рейтинг: R
Дисклеймер: Персонажи не мои, мир не мой, ни на что не претендую.
Саммари: О формах свободы воли и выбора.
Предупреждения: условный нонкон, условный бдсм, условный ООС, копетаныбыникагда!
От автора Было написано на первый тур Fandom Fighting, номинация №3 (слэш), ключевая фраза "Лучше быть одному, чем с кем попало дружить" (с) Омар Хайям. Цитата, вынесенная в название, принадлежит Гиллелю Вавилонянину.


- Я полагал, вы никогда не нападаете со спины.

Над ухом басовито хмыкают:

- Так я и не нападаю, балда. Это другим словом называется.

Шелк шарфа стягивает шею так, что каждый вдох становится сладким и болезненным напоминанием: ты в плену. Ты попался. Ты поддался.

Концы шарфа обвиваются вокруг локтей и запястий, обнимают их мертвой – да нет, живой и отчаянно собственнической - хваткой.

Прикосновение горячих, шершавых ладоней к животу словно рывком снимает кожу, и вместе с ней - невидимый многослойный панцирь, оставляя уязвимым и открытым всем ветрам. И вроде бы сил нет думать, но Бьякуя все же думает – о двух вещах: что панцирь этот давно пора бы снять, пусть даже вместе с кожей, к черту; и что он, зерцало благородства и стойкости духа, пал так низко, что смеет наслаждаться своим падением.

Началось оно под фальшивыми лазурно-черными небесами цитадели Лас Ночес, в окружении алебастровых колонн и символических чудищ... словом, мизансцена была, как и следовало ожидать от такого места, весьма аляповатой и к тому же преисполненной дешевого пафоса. Пафоса Кучики Бьякуя терпеть не мог, пошлости и дурновкусия – тоже, потому уже к середине боевой операции пребывал в совершенно недостойном раздражении. Раздражение мешало работать и ему следовало дать выход – но не на арранкарских же выродках, верно? В конце концов, они были ненамного большим, чем возомнившие о себе насекомые; а вот подвернувшийся под руку капитан Зараки был равным и к тому же – небеса свидетель – давно напрашивался. Да, дело было в этом и только в этом – он напрашивался, его следовало поставить на место, и притом немедленно – ведь Бьякую с детства учили: для того, чтобы сделать то, что должно, самый подходящий момент – тот, что наступит со следующим вдохом.

И со следующим вдохом жизнь его изменилась навсегда – о чем он, правда, в тот момент не имел ни малейшего понятия.

Ведь ничего особенного не происходило – просто поединок захватил его, просто горячка боя проникла в кровь и заставила ее бежать быстрее, просто Зараки Кенпачи оказался весьма, весьма пристойным оппонентом, своей грубой и деланно бестолковой силой управлял виртуозно, удар за ударом бросая вызов его собственным боевым навыкам, и просто – был своеобразно эстетичен в своей звериной непосредственности. В общем, Бьякуя поддался порыву и увлекся – послушный его воле занпакто выписывал в воздухе иероглифы на зависть всем каллиграфам мира, иероглифы складывались в поэму, и Зараки Кенпачи, простолюдин, буян и задира, понимал его с полуслова и с легкостью сыпал строфами в ответ. Стыдно, но беснующийся у них над головами колосс-Эспада (Зараки, походя срубая очередную пару бесчисленных толстых ножищ, рыкнул в пространство "ууу, мясо некультурное!", и только хорошее воспитание помешало Бьякуе добавить к сей беспримерной характеристике что-нибудь от себя; хорошее воспитание, а вовсе не сорванное дыхание) воспринимался досадной и неуместной помехой неторопливой беседе двух достойных мужей...

Как их руками был уничтожен последний Эспада, Бьякуя не помнил. Зато помнил, как они, скрытые от фальшивого солнца, фальшивого неба и любопытных взглядов водоворотом песка и клинков-лепестков, яростно – другого слова не подобрать – целовались, а проклятый песок хрустел на зубах и смешивался с кровью из разбитых губ, и тело, натянутое, как струна, пело, и Зараки стискивал его в объятиях до хруста, не выпуская меча из рук – и на том спасибо, что не отрезал ничего в порыве страсти; это было бы по меньшей мере неловко.

Он не знал, оторвались ли они друг от друга раньше, чем клубы пыли и песка осели – верный Сенбонзакура все равно бы вился вокруг несколько нерешительным вихрем, но Бьякуя вернул его в запечатанную форму еще раньше – еще не хватало вмешивать занпакто в собственные... хм... амурные дела. Впрочем, ни один из шинигами, терпеливо ожидавших окончания боя, ни единым жестом, не говоря уж словом, не выказал, что увидел что-либо недозволенное (уж Куроцучи не преминул бы высказаться, впрочем, много ли с него возьмешь). Рукия и Абарай, правда, смотрели глазами шире лица; но сестра, видимо, скорее беспокоилась за общее благополучие "братика-самы", поскольку от разбушевавшегося капитана Зараки оппоненты редко уходили одним куском, а с Абарая взятки были еще глаже, чем с Куроцучи – теленок он и есть теленок, верности в нем больше, чем сообразительности, что не всегда так уж плохо, а глубокомысленное мычание ему очень к лицу...

Впрочем, Бьякуя едва подумал о них; мнение же остальных его не волновало и вовсе – произошедшее их не касается, точка; тот, кто попытается с этим спорить, не имеет ни малейшего понятия о достойном поведении, и говорить с ним не о чем.

Он торопливо и лихорадочно, словно вор, укравший кувшин вина, наслаждался последними каплями нечаянной свободы, разлившейся по его жилам, пьянящей, не желающей отпускать. Он знал – трезветь все равно придется. Счастье, в конце концов, не бывает долгим, таков закон жизни; его жизни, во всяком случае.

Возвращение домой было триумфальным, и из сенкаймона они с Зараки вышли вдвоем – рядом – рука об руку – и ликующие крики бойцов двух дивизий были лишь приветствием вернувшимся с победой командирам, и обстановка ничуть не напоминала свадебную процессию, и, боги, какая же чушь лезет в голову от усталости и кровопотери. Это все пустое. Надо собраться. Надо возвращаться к привычной жизни и привычному долгу.

Бьякуя был искренне уверен в том, что продолжения у этой истории не будет – и в том, что он, лично он, сделал все, чтобы продолжения не было. И потом, хлопот после победы было невпроворот, даже у Зараки, который делами себя без команды "взять!" обычно не утруждал – до амуров ли тут? Эпизод в Лас Ночес быстро забудется – Бьякуя уже почти его забыл, слово чести. Привычные заботы и привычное одиночество снова приняли его в себя, окутали коконом, который был снаружи литой броней – Бьякуя догадывался об этом, как и о том, что люди, достаточно безумные и бесстрашные, чтобы звать себя его близкими, уже не раз разбивали об эту броню головы, пытаясь до него достучаться, но это, в конце концов, их собственный выбор – кто он такой, чтобы их разубеждать? Рано или поздно они, все они, поймут, что дистанцию Бьякуя держит не зря и что так, пожалуй, лучше для всех – и для них, у которых вдали от него куда больше шансов уцелеть, и для самого Бьякуи, который откровенно устал хоронить близких – а рассчитывать на то, что каждый раз в последний момент явится кто-то третий и спасет положение там, где Бьякуя опять оказался неспособным, нерешительным, не-каким-там-еще, было бы неразумно – просто потому, что на все случаи жизни мальчишек Куросаки не напасешься.

В то, что найдется человек, ради которого можно будет нарушить свое драгоценное одиночество без страха погубить, Кучики Бьякуя не верил – из принципа, который сам называл бы упрямством, если бы в его силах было хоть что-то с ним поделать. Упрямство, и чужое, и собственное, пересилить можно, а принципы – незыблемы.

Кучики Бьякуя не учел одного – что капитан Зараки грубо говоря, чихать хотел и на его принципы, и на его упрямство, и на все попытки отгородиться от него и тем самым защитить – небо милосердное, защищать Зараки, счастье, что никто этого не слышит, иначе репутации пресветлого князя как человека с неколебимым душевным здоровьем был бы в одночасье нанесен непоправимый ущерб...

И когда – три недели, пять дней и тринадцать, кажется, часов спустя, хотя за последнее Бьякуя бы полностью поручиться не мог из-за возможных искривлений пространства-времени при переходе между мирами – капитан Зараки под вечер явился в расположение шестой дивизии, вошел в капитанский кабинет (практически через дверь, хотя дверь, возможно, была бы об этом другого мнения) и (довольно дружелюбно и развернутыми предложениями) предложил прогуляться до дальнего полигона с целью товарищеского спарринга, в этом предложении, разумеется, никакого романтического подтекста не было (тем более что романтический Зараки даже как абстрактный образ смотрелся еще более нелепо, чем уязвимый Зараки, впрочем, дело ведь было не в этом). Да и согласился Бьякуя не потому, что рассчитывал на указанный романтический подтекст – просто Зараки и правда зарекомендовал себя прекрасным партнером в спарринге для бойца его уровня; просто тот, давешний, поединок и правда был весьма познавателен и даже приятен; просто неуместное и недостойное раздражение копилось в нем все эти три недели, пять дней и тринадцать, кажется, часов, и сейчас запустило в него свои когти всерьез, мешая адекватно действовать и принимать решения, а коллега так любезно предлагает решение этой досадной проблемы и даже посильную помощь; просто – просто Бьякуя не нашел повода отказать.

И хорошо, что полигон именно дальний. Незачем беспокоить полСейрейтея шумом и выплесками рейацу запредельной мощности, да и сметы на ремонт и так уже достигли удручающей длины.

И хорошо, что Зараки ухмыляется так, будто у него отросли лишние зубы. Бьякуе сейчас как никогда не помешает противник, полный энтузиазма.

Хорошо, что рядом есть хотя бы один человек, способный испытывать энтузиазм, предвкушение, азарт и прочие интересные чувства, отличные от глухой злобной тоски... впрочем, пустое. Сейчас он развеется и все пройдет.

Когда вместо формального приветствия перед боем иззубренное лезвие безымянного меча со свистом проносится в сантиметре от его носа, Бьякуя даже не двигается с места. Просто глядит в упор и молчит. Внутренний голос, принадлежащий худшей, но и более мудрой половине его рассудка, осторожно замечает, что таких, как Зараки, подобное поведение только раззадоривает, и вряд ли разумно сейчас раззадоривать его еще сильнее... Бьякуя не слушает. Ему нечего опасаться. Он полностью контролирует ситуацию.

Бьякуя наносит первый удар, как пощечину, и внутри что-то рвется. Когда их клинки схлестываются с бесстыдно оглушительным грохотом – будто посуду бьют, в самом деле – он сквозь зубы выпускает еле слышный стон. Зараки, кажется, слышит – слух звериный, ж-животное, так тебя... Бьякуя и сам уже чувствует себя животным, и хочет вгрызаться зубами в живую теплую плоть и рвать; и зверь-противник довольно рычит и скалится – голодно, очень голодно скалится... пусть его. Еще посмотрим, кто кого съест.

Лицо горит, дыхание сбито, земля вокруг изрыта и вздыблена, будто после великаньей пляски, воздух пахнет пылью и кровью, хаори давно сброшены в эту самую пыль, и противник Бьякуи – а и сам Бьякуя, наверное, тоже – в наступающих сумерках кажутся стремительно мечущимися черными тенями. Бьякуя бросает вслух какой-то вздор о том, что черный – цвет торжества; он сейчас и правда, кажется, торжествует – если и не душой, которая упорно считает себя выше "всего этого", то хотя бы телом и инстинктами. Желанную разрядку он, с посильной помощью коллеги-капитана, получил - ведь этого он и добивался, верно? Ведь он не опустился до того, чтобы ждать большего?

Потому, когда Зараки, щурясь, словно кот, завидевший особо жирную мышь – если только бывают коты размером с половину садового домика – неуловимым (уж для такой туши – вдвойне неуловимым) движением оказывается рядом и по-хозяйски обнимает его за... ну, пусть за талию, если пытаться соблюдать внешние приличия хотя бы в мыслях, Бьякуя удивлен и возмущен, о чем немедленно и сообщает вслух. Все еще соблюдая приличия.

Из болевого захвата он успевает вывернуться, уйти от удара – уже нет; похоже, Зараки тоже удивлен и возмущен, о чем только что и сообщил. Пока Бьякуя еще успевает подумать о том, что ситуация крайне неприятная и выбор у него, пожалуй, невелик – выбора ему не оставляют.

Забавно: ему бы и в голову не пришло, что взрослого, физически сильного мужчину, да к тому же опытного бойца, можно распластать по земле с размаху. На какой-то миг его даже охватывает малодушная надежда, что Зараки его просто убьет сгоряча – вот прямо так, еще одним ударом об ту же землю вытряхнет из него душу, от которой в последнее время все равно хлопот было больше, чем проку; и неприятная ситуация разрешится сама собой. Хотя бы для Бьякуи.

За свое малодушие он тут же оказывается наказан: чужие пальцы стискивают горло – даже через шарф – так, что приходится хватать ртом воздух и оттого не ответить на поцелуй не получается; его вины в этом нет – о, небо, нашел время для самооправданий, в том кромешном ужасе, что с ним творится, нет ничьей вины, кроме его собственной; даже Зараки, почитай, ни в чем не виноват – какой смысл, думает Бьякуя, почти теряя сознание, обвинять лавину в том, что она все-таки на тебя обрушилась, раз уж тебе хватило ума топать рядом с ней ногами?

Воздуха вдруг становится достаточно и в глазах светлеет, и Бьякуя понимает только одно – что поцелуй оборвался, и тянется за новым прежде, чем успевает понять, что делает; кулаки сжимаются от пустой и бессильной ярости – не на насильника поневоле, на себя самого, которому в такой момент нечем больше заняться, кроме как ломать голову, что же более недостойно благородного мужа – сопротивляться или не сопротивляться?

Зараки с секунду-другую разглядывает его с непонятным выражением на физиономии – впрочем, на этой физиономии все выражения, отличные от "выходибороться!!!", смело можно определять как непонятные – потом почти беззлобно рявкает нечто, звучащее подозрительно похоже на "на, не мучайся уже", вздергивает Бьякую за грудки в воздух, легко, как куклу, прижимает к себе и наощупь, но сноровисто скручивает ему руки за спиной – хотелось бы еще знать, чем; поясов они оба снять так и не успели, и остается только бесценный шарф; ну да, все верно, шарф и есть, он и раньше неприятно напоминал удавку, и прием Бьякуе отлично знаком - веревку на шею, узел на затылке, концами стянуть запястья, проведено идеально, как по книжке - что ж, по крайней мере, задохнуться ему не грозит... жаль.

А лежать на связанных руках вполне удобно – лежать, уставившись в темнеющее небо, и молча терпеть то, что капитан Зараки изволит считать ласками; а тот почти деликатно сдвигает чуть натянувшиеся складки шелка с его шеи - ткань щекочет кожу и от этого по телу медленно разливается сладкий холод - и тут же вгрызается, зверюга, безошибочно выбрав точку, где сходится слишком, слишком много нервных окончаний – Бьякую передергивает от боли и неожиданности так, что изрядная часть возбуждения улетает к рогатым дьяволам без следа и тут же возвращается вдвойне, когда этот – эта зверюга – учуяв, как пить дать, неладное, принимается зализывать укус; язык у него кошмарно шершавый, как и положено, собственно, котам размером с половину садового домика, и удовольствие от прикосновения весьма... неоднозначное... Бьякуе, в общем, уже не до того, чтобы подбирать точные эпитеты, к тому же его разбирает неуместный смех от внезапной догадки – Зараки, грубое, похотливое, прибавьте еще пяток подходящих определений, животное, понятия не имеет, что нужно делать, и действует по наитию... в лучшем случае...

Небо милосердное, не инструкции же ему давать!

К дьяволам инструкции, пусть уже делает, что хочет, пусть лапает так, что останутся синяки, пусть кусается... все равно хорошо, теперь уже можно это признать хотя бы перед собой.

Вот только закономерный финал процесса, к которому дело движется... хм... неумолимо движется, вызывает опасения – нет, Бьякуя почему-то был почти уверен, что потребуй он – и Зараки остановится; но отступать на полдороге было не в его правилах, да и вообще – довольно с него на сегодня собственной трусости.

И потом, несправедливо, чтобы... хм... должную разрядку... получил он один.

И он, в конце концов, не трепетная дева-невеста, чтоб бояться... хм... брачной ночи.

Все эти в высшей степени разумные и правильные соображения ничуть не повлияли на тот прискорбный факт, что при попытке приступить к собственно финалу процесса Бьякую самым постыдным образом чуть не стошнило от боли. Нет, Зараки честно старался – кто бы от него ожидал – и не спешить, и подготовить, и растянуть; пальцы у него горячие и шершавые, изнутри это ощущается особенно остро, и Бьякуя, чего уж теперь, тихо млеет – но потом... если только можно судить о таких вещах... хм... наощупь, тем, что у Зараки выполняет роль детородного органа, лучше всего бы заколачивать сваи... по меньшей мере; Бьякуя стискивает кулаки за спиной, и зубы стискивает, и считает вдохи-выдохи, он боец, он приучен терпеть боль, если это необходимо, и уж тем более, если он считает нужным; а то, что Зараки одной рукой неуклюже гладит его по волосам и срывающимся голосом ворчит на ухо что-то успокаивающее, он для собственного спокойствия предпочитает счесть игрой воспаленного воображения.

В мире вокруг разом выключается свет – и воздух пропадает из легких – и все заканчивается.

Дышится легко и тошнотворно-сладко, и между ног мокро, и боли, которая должна быть там, да и не только там, нет и в помине; тело словно ватное, в голове теплая звенящая пустота, и оставаться в сознании до конца, кажется, все-таки не вышло – руки уже развязаны, Зараки сидит рядом и почти-деликатно растирает ему занемевшие запястья. И смотрит... непонятно, таким "непонятно", которое Бьякуя, с трудом собрав воедино собственные остатки способностей к умственной деятельности, определяет как "сконфуженно".

И – просит прощения.

Вслух.

Довольно вежливо.

На полном, кажется, серьезе.

Бьякуя мысленно воздает себе должное – оказывается, даже после всех... упражнений... в которых ему нынче вечером довелось участвовать, он все еще способен врезать грозному капитану Зараки в челюсть, не выбив себе кисть и даже не оцарапавшись.

Впрочем, тот только криво ухмыляется и сгребает его в охапку.

Вдвойне приятно, когда собеседником оказывается муж не только достойный, но и сообразительный.

Разумеется, похмелье после веселья не заставило себя ждать; разумеется, долг, стыд, вина и многое другое, составлявшее изрядную часть его жизни, на разные голоса твердили ему, что то, что он себе позволил, абсолютно недопустимо и – о да, разумеется, - не должно повториться; разумеется, черная зубастая тоска не замедлила вернуться...

И, разумеется, Зараки тоже вернулся.

И все повторилось как по нотам, с точностью до вздоха, до удара, до клятв самому себе, что это повториться не должно.

Окружающие продолжали – весьма любезно – ни о чем не догадываться; вдвойне любезно, поскольку проявления нежности в понимании Зараки оставляли слишком – слишком – наглядные следы. Шарф был настоящим спасением, и перчатки тоже – но и того и другого было преступно, отчаянно мало; Бьякуя запахивал оба косоде поглубже, одергивал пониже рукава и с достойным лучшего применения сладострастным усердием твердил в мыслях, что он ведет себя совсем как мямля-жена, которую поколачивает муж, и она прячет синяки из глупой боязни, что соседи будут показывать на нее пальцами... мысли текли, словно дрянь из вскрытого нарыва, и парадоксальным образом от них становилось легче – до какого-то момента.

Иногда Зараки возникал на его пороге, словно чертик из коробочки, именно тогда, когда целительное действие мысленного самобичевания подходило к концу. Чаще его приходилось разыскивать. Привлекать его внимание. Провоцировать. Чуть ли не предлагать себя, потому что общеизвестно, что завуалированных намеков капитан Зараки не понимает и где-то в глубине души уверен, что "намек" – это сорт данго. Бьякуя ненавидел себя за то, что позволяет себе так унижаться на глазах у всех – всезнающий внутренний голос на это обычно возражал, что у "всех", по крайней мере, у той части "всех", которая лишена ярко выраженных суицидальных наклонностей, есть дела поинтереснее, нежели лезть в любовные игры капитанов Готэя вообще и их двоих в частности; Бьякуя вежливо предлагал ему отправляться куда-нибудь к рогатым демонам, если не дальше – препираться с внутренним голосом было ниже остатков его достоинства.

Так или иначе, цикл всегда начинался и завершался одинаково – бешеные взгляды, лязг стали, короткая свирепая возня и полное торжество животных инстинктов. Романтики во всем этом было негусто; взамен были кровь, боль, бездумная злость и звериная радость – Бьякуя и помыслить не мог, что ему нужно для – для счастья? – назовем это так за неимением лучших определений - именно это. И уж тем более помыслить не мог, что он сам нужен кому-то – не просто "кому-то", а вполне конкретной наглой и непозволительно сообразительной скотине, понятия не имеющей, как вести себя в обществе – для не то чтобы счастья, но, во всяком случае, для чего-то, ради чего скотина эта раз за разом возвращается, и принимает, и отдает, и делает при этом вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит.

Впрочем, капитану Зараки лишь бы подраться.

Нет, разговаривать он тоже умел, и даже развернутыми предложениями. И молчать умел, чего Бьякуя не ожидал от него вовсе и оттого ценил только выше. И на Бьякуины попытки пошутить реагировал точно так же, как и десять из десяти его привычных собеседников – припадками нервной икоты (на редкость поучительное оказалось зрелище, ничего не скажешь). В образ грубого животного все это умещалось плохо, и что с ним таким делать, Бьякуя совершенно не представлял – но, пожалуй, согласен был попробовать к нему привыкнуть; привыкнуть к самому Зараки целиком, раз уж к образу не получилось.

В дурные дни, когда тоска подступала к самому горлу, у них порой и до секса не доходило – зато однажды великолепно дошло до отменной драки в худших кабацких традициях; в тот раз Бьякуя следов скрывать не стал из принципа – если кому-то охота считать, что синяки, появившиеся в результате того, что два достойных мужа воспылали желанием в некотором роде набить друг другу морды, могут означать что-либо недостойное, то этому кому-то надлежит как следует подумать о собственном поведении и образе мыслей... Личный состав поглядывал в его сторону с боязливым уважением, лейтенант Абарай – с суеверным ужасом (впрочем, если учесть, что последнего Бьякуя застал как-то раз у дверей спальни Рукии в неурочный час, можно было считать, что они с лейтенантом квиты), а Зараки только понимающе ухмылялся при встречах – не иначе, нарываясь на продолжение.

Конечно, продолжение последовало, и до того удачно, что в тот день Зараки унес его с полигона на руках – да, как девицу-невесту; возражать не было ни сил, ни воли – на остатках того и другого Бьякуя коротко взмолился, чтобы чертово животное не додумалось приволочь его бездыханное тело в расположение дивизии, хоть его, хоть своей. Конечно, животное в качестве пункта назначения выбрало родовое поместье Кучики. Впрочем, слуги будут молчать... а у лейтенанта Абарая, который, похоже, в последнее время ходит к Рукии по ночам, как на работу, оказались очень большие и выразительные глаза; и поделом ему.

Будет ли Абарай молчать о том, что видел, Бьякуя не знал, и по здравом рассуждении – или в припадке окончательного помрачения рассудка – решил, что, пожалуй, не стоит волноваться об этом вопросе. Узнай завтра об их с Зараки нелепой, бестолковой и – пуще жизни необходимой? – связи весь Готэй, Бьякуя не пожалел бы и, пожалуй, уже и не отступился.

И разрушенной в пыль брони ему было ни капли не жаль.

- Признавайся, Кучики, аристократам в детстве спецом дают уроки, как морочить голову себе и другим?

Лежать на еще теплой после солнечного дня траве, пожалуй, что и приятно, а лучшей подушки, чем чужая, сухая и жесткая ладонь под щекой – кто бы мог подумать! – и представить себе нельзя.

- Не понимаю, о чем вы.

- От такого слышу...

Молчание, ленивое и сонное, не хочется прерывать, но – но нельзя же отмалчиваться вечно, и слова, которые прятались по темным закоулкам сознания – или Бьякуя сам, своей волей, прятал их, не давая выбраться наружу, впрочем, суть ведь не в этом – обретают голос:

- Вы жалеете?..

- Не дождешься. А ты?

Бьякуя молчит и – самую малость – сильнее прижимается к теплой ладони.

Похоже, такого ответа вполне достаточно.

@темы: bleach

---

По традиции, которая так и не стала доброй, НГ и новогодние поздравления я успешно прошляпила. Спасибо хоть елку купила до НГ, а не как всегда. Но сегодня Рождество, и я все-таки хочу сказать вам, что я вас всех люблю, и пожелать вам всем хорошего, несмотря ни на что, года, удачи в делах, приятных неожиданностей, добрых фей, сухих и теплых носков и своевременного пополнения боезапаса.

С праздниками!

(c) Paul Kidby, 2008

---

Ах, какой тяжелый груз - политический союз...

Название: Ах, какой тяжелый груз - политический союз...
Автор: CrippledSeidhe
Бета: answeraquestion
Фандом: Bleach
Пейринг: Айзен/Унохана в анамнезе
Жанр: AU, General, Vignette
Рейтинг: PG
Дисклеймер: Персонажи не мои, мир не мой, ни на что не претендую.
Саммари: О том, как несравненная Унохана-тайчо читала мораль Айзену, бывшему ками и государственному преступнику. NH. Почти.
От автора: Есть среди прочих такое дивное дзюцу – писать на собственные заявки. Вот то, что под катом, при жизни было задумано сначала как исполнение однострочникозаявки "дарк!Унохана/Айзен, "весь мир меня не интересует"", потом – как замена в номинацию "гет" на Фандом Файтинг, и в итоге не стало ни тем, ни другим. В тексте использованы изречения Сунь Цзы (цитаты курсивом), много-много личного фанона и горсточка аллюзий на что придется. Да, и текст представляет собой серию диалогов. ~2500 слов


[Притворный] беспорядок рождается из порядка; видимость страха рождается из мужества; [мнимая] слабость рождается из силы.

- Вы всегда вдохновляли меня, Рецу.

- Боюсь даже предположить, на что именно.

- Вы создали гениальный образ, коллега. Ваша белоснежная чистота и возведенная в абсолют невинность, ваша безмерная доброта и сострадание ко всему сущему - и океан всеобщего восхищения и преклонения, в котором вы купаетесь вот уже третью тысячу лет, не возгордившись и не зачерствев сердцем... так? Среди бурных потоков, питающих этот океан, есть и мой, Рецу. Я многое почерпнул у вас и вашего умения дурачить мир. Вам ни разу не казалось, что мы похожи?

- Мне не раз казалось, что вы - самонадеянный мальчишка. Хоть и обаятельный.

- Вы разбиваете мне сердце, Рецу. А ведь я хотел стать божеством трех миров и бросить их к вашим ногам.

- Голубчик... у меня целый госпиталь на руках, полторы тысячи с лишним балбесов личного состава на попечении, а вы мне про целый мир, не говоря уж о целых трех мирах. Куда я должна была их девать, скажите на милость?

- Не заставляйте меня разочаровываться в вас. Вы – единственный по-настоящему сильный человек среди всех, кого я знал. Вы единственная могли бы понять меня. Я до последнего надеялся, что вы поймете, и... Разве я оставил недостаточно подсказок?

- Мальчик мой, я выбрала не поощрять ваши амбиции не оттого, что они были мне непонятны. Хотя, признаюсь, вы одурачили меня так же, как и всех остальных. “Война – это путь обмана”, воистину… вот только дальше этого изречения вы, кажется, не дочитали. А еще стратег.

Победоносная армия сначала осознает условия победы, а затем ищет битвы; проигравшая армия сначала сражается, а затем ищет победу.

- Вы проиграли свою битву еще до того, как получили лейтенантский шеврон; мне не понадобилось разгадывать ваши шарады, чтобы понять это.

- Хм. Прекрасная дама, разрешите напомнить вам еще одно изречение - “Не судите, да не судимы будете”...

- У Сунь Цзы такого не было.

- ...вы, со своей стороны, даже не попытались вступить в битву.

- Много вы знаете, голубчик, чего я за свои года пыталась и не пыталась. Не девочка уже, банкаем-то махать...

- Вы ломаете комедию, Рецу, и перед кем - перед жалким заключенным, который даже лица вашего не видит и потому не может оценить и половины нюансов игры - или хотя бы насладиться зрелищем. Как это низко, право же.

- Разумеется, я слышу это от человека, который не составил себе славу исключительно публичными выходками крайне дурного вкуса, да к тому же являет собою образец морали. Но будь по-вашему. Если бы вы потрудились знать хоть что-то сверх пути обмана и тридцати шести стратагем, то были бы в курсе, что “подчинить армию врага не сражаясь – вот подлинная вершина превосходства”. Да, того самого превосходства, ради которого вы заварили всю эту бестолковую кровавую кашу, и которого закономерно не достигли. И теперь сидите в камере, спеленутый, как, извините за выражение, мумия, и обвиняете меня в бездействии, а я между тем получила все, что хотела, задолго до вашего появления на свет. И при этом мне не помешали законы и правила, не воспрепятствовали ограничения самой моей природы и не понадобилось проливать ничьей крови – та, что проливается в операционных, не в счет. И чужих игрушек я не воровала, и пафосных речей не произносила. Тем не менее, я походя властвую над жизнью и смертью богов смерти - чем плохая вершина превосходства? Я, во всяком случае, ею вполне довольна. А что на вершине приходится много и упорно работать - так это жизнь так устроена. Сколько ни перекраивай все три мира вместе или по отдельности - устройства жизни не изменить. Подумайте об этом на досуге, мальчик мой. У вас теперь будет очень, очень много досуга.

Если я не хочу вступать в битву, то даже если я просто прочерчу линию по земле и стану защищать ее, враг не сможет втянуть меня в бой, ибо мы чужие его движению.

- Вы ведь умница, Рецу. Не может быть, чтобы вас устраивала вечность в царстве мертвых, вечность прозябания в затхлой тюрьме, вечность подчинения тому, что отжило свой век еще до вашего рождения и с тех пор отчаянно цепляется за власть окостеневшими руками – я бросил всему этому вызов, вы поняли это и тем не менее не поддержали меня? Если бы я до сих пор мыслил подобными категориями, я бы мог сказать, что чувствую себя брошенным. Или даже не так - если бы я до сих пор мыслил подобными категориями, я бы мог сказать, что вы обманули мои надежды на то, что я на пути к своей цели не буду одинок, коварная вы женщина. Впрочем, надежды как категории я, пожалуй, не понимал никогда - но на вас я не надеялся, я рассчитывал. Вы знаете, что браки по расчету всегда удачны, если расчет верен?

- В таком случае, наш союз не мог быть удачен. Ведь я рассчитывала на вас. И я просчиталась.

- Простите?..

- Не прощу, не дождетесь. Я давно уже не мыслю подобными категориями.

- Это демарш?

- Это сарказм, голубчик. Не имейте привычки злоупотреблять риторическими вопросами; они мало уместны в серьезном разговоре и к тому же дурно влияют на пищеварение. И техническое бессмертие вам тут не поможет - только представьте себе вечную изжогу...

- Должен сказать, Рецу, что сарказм вам удается из рук вон плохо.

- Должна сказать, Соуске, что попытки скрыть обиду и уязвленное самолюбие не удаются вам вовсе. Неудачливое божество обижено на простую женщину - какой позор. Интересно, это последовательные мутации так на вас повлияли? Впрочем, вы, сколько я вас помню, всегда были лишены чувства юмора. Но, как говорят в иных местах и временах, любим мы вас не за это. Ах, видели бы вы сейчас свое лицо, голубчик. Отчего бы мне было вас и не любить, в самом деле? Такой хорошенький мальчик с сияющими глазками, такой умненький и перспективный, так на колени падал, такие клятвы давал... так умел казаться именно тем, что я и искала. Идеальным орудием.

- То, как вы построили фразу, предполагает, что вы хотели мне польстить. Но почему-то я так не думаю.

- А вот это зря, голубчик. Впрочем, издержки юности. Сначала не думаете, а потом удивляетесь неудачам, возмущаетесь приговорам, неуважение к суду вон проявляете... стыдно. Но это пройдет. Я знаю, я тоже была и молодой, и нахальной, и возмущалась, и удивлялась, и неудач не признавала даже тогда, когда они, неудачи, уже стояли прямо передо мной и предъявляли - хорошо если обвинение, а то ведь чаще длинный счет к оплате. И я научилась платить по своим счетам - это называется “взросление”, Соуске, вы должны были встречать этот термин хотя бы в словарях - а позже научилась не делать долгов и не брать того, за что не готова заплатить, но об этом пока рано... И неудач своих я больше не отрицаю. С одной из них я как раз сейчас беседую. К обоюдному, надеюсь, удовольствию.

- Удовольствие неизменно и неиссякаемо, Рецу. Впрочем, учтите - возможно, это потому, что мне банально нравится звук вашего голоса. От симпатий и антипатий я давно отвык, но для вас, вы же знаете, всегда делал исключение.

- Неубедительный комплимент за номером… четыре, если не ошибаюсь, и это только за сегодняшний день. Я считаю, голубчик, вы не думайте. Хотя вы и так не думаете, но это поправимо.

- Рецу, вы повторяетесь. Но продолжайте, мне интересно. Почему вы назвали меня своей неудачей? Я, знаете ли, предпочитаю быть если и неудачей, то своей собственной, тем более, что технически я поражения так и не потерпел. Просто партия отложена – на двадцать лет или на двадцать тысяч, какая разница... и признайте, игра была исключительно хороша. Если вы собираетесь корить себя за то, что не выиграли в ней, умоляю, бросьте. Вам делает честь уже то, что вы вообще заметили, что игра идет. Кстати, некоторые элементы я ввел только для того, чтобы заинтриговать вас – знал, что вы, как никто, оцените.

- Элементы я оценила, будьте благонадежны. В особенности ваше мертвое тело. Больше так не делайте - сердце не железное даже у меня. А заметить было проще, чем вы думаете. Вы действовали из теней, отраженных в зеркалах, скрытых в тенях, и так далее, но даже отражения теней могут сложиться в характерный узор, который можно опознать, сравнить с встреченными ранее образцами и сделать выводы. Хорош бы из меня был врач, если бы я не в состоянии была поставить предварительный диагноз по комплексу симптомов - знакомых и неоднократно описанных в практике... повторюсь без ложной скромности: я живу на свете очень давно, и вы на моем веку - не первое и даже не десятое Величайшее Зло Из Всех, Которым Доводилось Обрушиваться На Мир.

- Вы разбиваете мне...

- ...сердце, знаю. Мальчик мой, единственный способ, позволяющий хотя бы отыскать в вас сердце, не говоря уж о том, чтобы его разбить – это вскрытие. Возможно, неоднократное. Будете меня перебивать – применю его на практике, так и знайте. Молчите? Вот и молодец. Так вот, в том, чтобы быть Величайшим Злом, Которое, и так далее, ничего дурного нет. Если мир не тормошить, он скиснет, тут вы совершенно правы, - в конце концов, ведь можете и вы для разнообразия быть совершенно правы, - в особенности наш мир, в котором смерть – не совсем смерть, жизнь – совсем не жизнь, а время – змея, не просто кусающая собственный хвост, а вцепившаяся в себя зубами с такой силой, что просто не может пошевелиться... если не пнуть. А тут вы, такой красивый, и вокруг вас творится нечто, могущее означать только одно – готовится грандиозная каверза. Я не то что любить, я вас на руках носить была готова – даже если отмести низменные личные побуждения, чего я делать не собираюсь, - просто потому, что кровопускание и поныне – лучшее средство от некоторых застойных явлений, куда бы там медицина ни шагнула... ну что вы опять мне глазки строите, голубчик? Не утруждайтесь, здесь темно...

Гнев может вновь обратиться в счастье, раздражение может вновь обратиться в радость, но уничтоженное государство невозможно оживить; мертвого нельзя вернуть к жизни.

- Рецу, я, пожалуй, даже рискну угрозой немедленного вскрытия, но не задать этот вопрос не могу – если я был вам так полезен, отчего вы мною не... ммм... воспользовались? Отчего пошли против меня? Это противоречит элементарной логике и это вам совершенно не свойственно – так почему?

- Как вам сказать-то, голубчик, чтоб не обидеть... наши индийские коллеги, например, очень почитают Шиву – разрушителя миров. Без разрушения не может быть ни возрождения, ни созидания, потому оно – благо и залог продолжения жизни, мира и бытия как такового. Вот на роль разрушителя во благо я вас и прочила. И вы ее провалили с треском – надо отдать вам должное, треск получился грандиозный, но зрители таких вещей никогда не ценят. Вы – мой провал, голубчик, и по справедливости все колотушки и весь град гнилых овощей за ваш, простите, перформанс – мои, на мою голову. Будь я помоложе, могла бы и сама сотворить что-нибудь мелодраматическое от позора. Утопиться, к примеру. Или пойти прямиком к главнокомандующему, пасть в ноги, признаться в преступном недеянии – кстати, вполне себе статья. Висела бы сейчас на Сокьоку вместо вас – вас-то туда вешать бесполезно, а кого-то же надо… Нам с вами сказочно повезло, голубчик, что война вышла короткая. Если посчитать, много ли народу вообще заметило, что была война? Хорошо, если наберется два десятка – два десятка умных, сговорчивых людей, которых легко успокоить по отдельности. Будь вместо них хотя бы двадцать сотен – этим двадцати сотням и скормили бы меня. Или вас. Потому что закон должен быть соблюден, польза несомненна, а толпа – морально удовлетворена, иначе с ней совершенно невозможно иметь дело, а работать-то надо…Но закон законом, а ответственность за вас лежит и на мне тоже. Знатно я с вами опростоволосилась. Какой из вас, к ляду, разрушитель миров, если единственное, что вы когда-либо жаждали разрушить – так это самое себя? К этому вы шли по чужим головам, этого добивались полторы сотни лет, это в конце концов было очевидно даже рыжему мальчику с мечом, который, вообще-то, вас второй раз в жизни видел. А я столько лет была рядом, в глаза вам смотрела, в постель с вами ложилась – и не разглядела, старая курица.

- Не корите себя, Рецу. Влюбленная женщина может разглядеть только то, что ей нравится видеть - и то приходится показывать по нескольку раз и медленно, поверьте моему опыту. Вообще забавное явление – эти человеческие чувства. С одной стороны, рациональному обману они не поддаются – эмоции опережают мысли на семь секунд, и если они достаточно сильны и значимы для своего обладателя… в общем, кто первый, тот и прав. А с другой – человек, охваченный жаждой мести, щенячьим восторгом, угрызениями совести... Вы сейчас хмуритесь, я чувствую, и зря это делаете – я ни на кого не намекаю, я просто привожу пример: человек, находящийся во власти сильного чувства, прекрасно обманет себя сам, нетрудно понять, почему – его чувство видит, думает и решает за него. И никто в этом, кроме него самого, не виноват. Меня, в некотором роде, ославили как монстра и совратителя душ, а между тем в большинстве случаев и делать-то ничего не пришлось. Сами пришли, сами предложили, сами все дали… я никого не заставлял.

- Как же у вас все запущено, голубчик. Сначала вы никого не заставляете, потом вы ничего не делаете, а в итоге я опять или зашиваю лейтенанта Хинамори, или собираю из ошметков капитана Хицугайю, или молчу над восемью пустыми могилами, и в любом случае без конца прописываю усиленные дозы успокоительного всем, кто по какому-то недосмотру ушел от вас живым и целым. Я нежно люблю свою работу, но это ни в коей мере не означает, что я буду потакать тем, кто меня ею обеспечивает. Вы спрашивали, почему я сочла вас негодным орудием? Вот по этому самому. Не вышло из вас ни ланцета для кровопускания, ни бактериального штамма для вакцины, одна только сплошная черепно-мозговая травма. Обещали изменить мир, вознестись до божества, перейти в иную плоскость бытия и что там еще – вывести вселенную из колеса сансары, которое есть воплощение несвободы и несовершенства? В сухом остатке от ваших обещаний мы имеем несколько трупов и много-много безнадежно испорченных нервов. Эти бедные дети – Хинамори, Хицугайя, Ичимару-дурачок, Тосен, чьим единственным пороком было катастрофическое отсутствие воображения, рыжий мальчик с мечом и его подружки… я перечислять устану. Вы, великий злодей, ниспровергатель основ и богоборец, только и делаете, что обижаете детей, да еще и совершенно без толку! Для великого злодея, гениального стратега и опытного манипулятора губить беззащитных пачками, не извлекая из этого ни малейшей практической пользы, просто неприлично. Все равно, что без штанов на улицу выйти. Соуске, голубчик, меноса вам в вашу бессмертную печенку, мне ведь не только за бессмысленно пострадавших - мне за вас обидно, только поэтому я и веду все эти разговоры. Вы способны на большее. И достойны лучшего.

- Я почти победил, Рецу. Что бы вы ни говорили о моих способностях к стратегическому планированию и умственном развитии, я все же почти победил. И эту партию я намерен доиграть. Видите, я с вами откровенен. Вы первый и последний человек в моей жизни, которому я никогда не лгал. Ну в самом деле, я ведь не вижу вашего лица, и если вы так и будете на меня загадочно молчать, я могу дойти и до предложения брачного союза. Хотите стать моей богиней? Вы сказали, что я достоин лучшего? Так вот, вы – лучшее, чего я хотел бы быть достоин. Или, может быть, вообще единственное... Вы нужны мне, Рецу. Я все еще хочу бросить к вашим ногам все миры, которые придутся вам по вкусу. Вместо цветов и украшений, так сказать.

- Голубчик, вы опять подлизываетесь ко мне, как нашаливший ребенок. И опять говорите и сами себя не слышите. Да, вы почти победили, да, я нужна вам – все очень просто, лет через триста вы наверняка додумаетесь до этого сами, но я все-таки скажу – в одиночку вы только и можете, что "почти победить". И продолжать этот разговор я намерена только после того, как вы это поймете – как и то, почему вы с таким роскошным упорством добивались именно одиночества, и почему вы, и я вместе с вами, должны Куросаки Ичиго искреннюю, по всей форме, благодарность за спасение жизни. Если бы не он, ваша грандиозная игра стала бы самым дорогостоящим в новейшей истории самоубийством. Подумайте об этом, будьте хорошим мальчиком – и, может быть, через двадцать тысяч лет вы снова увидите дневной свет, и я буду ждать вас на ступенях тюрьмы. Да нет, точно буду. Я верю, что вы небезнадежны.

- Я бы сказал, что только что услышал признание в любви. И через двадцать тысяч лет мы с вами построим дивный новый мир?

- Только если будете вести себя как следует, голубчик... и тогда – посмотрим.

Непобедимость заключена в самом себе; возможность победы зависит от врага.

@темы: bleach