Авторы: incandescens, liralen, sophiap
Рейтинг: PG-13
Жанр: Angst, Drama, POV, Character study
Фандом: Bleach
Дисклеймер: Мир и герои - куботайтины. Утонченные издевательства над тем и другим - авторов. Перевод, каюсь, мой.
Предупреждения: AU, упоминание о смерти персонажа
Действующие лица: Тацуки, Кейго, Мизуиро, Ишида Рююкен
Глава 13, где Тацуки ждет, Кейго отчаивается, Мизуиро не верит, а
(Глава 12)
Глава 13, где Тацуки ждет, Кейго отчаивается, Мизуиро не верит, а
Каракура: Ожидание
Вот уже несколько месяцев Тацуки тренируется под руководством Сой Фон-тайчо. Она добросовестно называет эту женщину капитаном, потому что Сой Фон не приемлет других обращений, но она - не ее солдат, и она не вступала в их чертовы шинигамские дивизии, и она никогда не будет служить под командованием никого из них. Она сражается за себя, и Ичиго, и Орихиме, и Каракуру, а не за людей, которых она первых раз в жизни видит и которые чихать на нее хотели до тех пор, пока однажды она им не понадобилась.
Симпатия – другое дело. Наверное, она могла бы сказать, что Сой Фон ей нравится, если бы Сой Фон была человеком, который позволяет себе нравиться кому бы то ни было. А вот женщина-кошка Шихоин Йоруичи ей действительно нравится, и Тессай – дядька что надо, и детишки тоже ничего, но Урахара до того скользкий и сальный и вообще подозрительный, что у нее в голове не укладывается, как Ичиго мог так опростоволоситься, что связался с ним.
День за днем она изматывает себя учебой и тренировками, и каждое утро она просыпается с надеждой, что именно сегодня Сой Фон и кто там с ней еще начнут действовать. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять - они что-то затевают и только и ждут подходящего момента.
Это совсем не та надежда, с которой она первое время бегала к магазину каждый день и ожидала вот-вот увидеть там Ичиго, который вернулся обратно с чертовых куличков, и с ним Орихиме, и Садо, и Ишида, потому что Ичиго никогда – слышите вы, все, никогда! – никого не бросает в беде.
Ей пришлось избавиться от той, первой, надежды, прежде чем Сой Фон согласилась тренировать ее. Та надежда и сейчас, наверно, валяется полудохлая где-то в грязном сугробе или в замерзшей луже или под ледяным ветром. Дни сменяли друг друга, а Ичиго и не думал возвращаться. И Орихиме до сих пор оставалась там, куда они ее забрали. Тип, который изображал Ичиго в школе и дома (ей объясняли, но для нее это так и осталось полной несуразицей – как это душа может быть искусственной? Души в пробирках не растут)… глаза б на него не глядели.
Я научу тебя всему, чему ты только способна обучиться, пообещала ей Сой Фон.
И она теперь учится, бросила дополнительные занятия карате и учится драться и убивать по-настоящему. Сенсей уверен, что она тоскует по Орихиме и причина в этом, она позволяет ему думать так и дальше: у нее есть дела поважнее, чем придумывать отговорки самой. На обязательных еженедельных занятиях ей стоит все больших усилий возвращаться к привычным ударам, блокам и ката. Ей все проще видеть перед собой не одногруппников, а слабые места и болевые точки, и все сложнее не пересчитывать в уме способы покалечить или прикончить зазевавшегося спарринг-партнера.
В глубине души ей от этого не по себе. В глубине души она задается вопросом, а получится ли у нее переучиться обратно после того, как это все кончится – ведь оно же кончится когда-нибудь – и как вообще можно заново привыкнуть смотреть на людей как на людей.
Твою мать, Ичиго, думает она, твой отец доктор, ты сам хотел защищать слабых, я занималась карате, потому что хотела научиться драться, а не потому, что мечтала стать убийцей, и... и...
Нет ответов: ни во сне, ни наяву, ни в мечтах. Есть только напряжение – для тела, и бесконечная усталость – для ума. Она знает достаточно, чтобы отдавать себе отчет – она чувствует себя так еще и потому, что в Каракуре неладно. Город в эти дни словно охотничьи угодья, и все люди в нем – словно не люди, а кролики.
Куросаки и его друзьям не удалось освободить Иноуэ Орихиме, сказала Сой Фон. Я тренирую тебя не для того, чтобы ты отправилась за ними и погибла. Я тренирую тебя затем, чтобы однажды ты сумела остаться в живых и, возможно, сохранить жизнь тем, кто окажется рядом. Надо уметь вовремя обрубать концы. И с этими словами она отвернулась, как будто они что-то объясняли.
Куросаки Ичиго однажды одолел меня, сказала Тацуки в ответ. После этого он ни разу не дрался со мной. А я буду драться до конца.
Сой Фон кивнула. Один раз.
Самое противное во всем этом, что ей совершенно не с кем поговорить. Кейго не желает ничего знать и ничего слушать, ходит в школу как обычно и делает вид, что ничего не происходит. Мизуиро впал в другую крайность: он теперь не верит никому, заявляет, что все это ложь и он узнает, "кто за этим стоит"; и косится на нее через весь класс, когда думает, что она не видит, будто у нее на затылке вырос рог.
А, да пошли они оба. Она делает то, что в ее силах.
Она знает, что они не все ей рассказывают. Даже Сой Фон, которая не раз и не два "проговаривалась" кое о чем именно в те моменты, когда Тацуки была не в состоянии сосредоточиться. Она не представляет, что за дети - и дети ли - живут в магазине. Она не имеет понятия, кто такие эти незнакомцы - зеленоволосая девушка и мужчина с больной ногой и некто в подвале, о котором она не должна знать - а когда она пытается спрашивать, ее тут же затыкают и отправляют практиковаться в ката. "Шинигами, пострадавшие от несчастного случая" – вот и все, что ей известно.
Наверное, это для ее же блага. Ага. Вот точно так Ичиго попытался в тот раз позаботиться о ее благе, и это сработало так же чертовски хорошо.
Дверь в магазин прямо перед ней, и она довольно долго стоит, тупо уставившись на нее, прежде чем постучать. Мальчик открывает ей. Он весь как на иголках, и это привлекает ее внимание достаточно, чтобы она нашла в себе силы посмотреть по сторонам.
От котацу остались одни обломки. Черный кот сидит и вылизывает лапку с таким видом, будто в мире не существует других занятий. Лавочник возится с какими-то приборами и странным браслетом. Больше в комнате никого нет.
- Привет-привет, Арисава-сан! – завидев ее, Урахара улыбается тревожной и рассеянной улыбкой. – Какой неожиданный, но приятный сюрприз...
- Где Сой Фон-тайчо? – перебивает она.
- Она в отъезде, - говорит он. - Очень, очень далеко, - он подхватывает свой веер и поверх него бросает на нее такой взгляд, что она привычно проглатывает все вертящиеся на языке вопросы и молча кивает.
- Сегодня я проведу твою тренировку, Арисава-кун, - говорит кот. Он встряхивается и оборачивается женщиной, чья выдержка и самообладание безупречны, но горящие в предвкушении глаза и движения еще чуточку стремительнее и плавнее обычного ее выдают. – Нельзя, чтобы ты потеряла форму.
------------------------------------------------------------------------
В последнее время Асано Кейго живет, ни на кого не глядя, и мог бы посоветовать остальным последовать его примеру. Так будет проще не замечать пустых мест в классе.
Они никогда не говорят об этом вслух. Иноуэ пропала, Ишида пропал, Ясутора пропал, и кое-кто еще тоже, а Куросаки - черт возьми, Куросаки точно подменили. Он все время такой бодрый и веселый, и в то же время настороже, это сразу заметно, когда он думает, что никто на него не смотрит. Он теперь похож на какого-то картонного персонажа из сериала. Не осталось ни следа прежнего темперамента, прежней крутизны и даже прежних мозгов. Получает свои "посредственно" и "удовлетворительно" и, кажется, его это вполне устраивает.
Кейго всегда хорошо относился к Куросаки Ичиго, даже со всеми его фирменными куросакиными закидонами. Но относиться все так же хорошо к роботу с прибитой к лицу улыбкой - намного менее заманчиво.
Все семейство Куросаки, похоже, прочно замкнулось в себе. Куросаки Ишшин проводит все время на работе или дома. Девочки теперь никуда не ходят одни, их всегда сопровождают отец или брат. Как будто они в осаде.
Если бы его приперли к стенке (или лучше даже к краю крыши и держали бы на весу за шиворот на высоте двадцати этажей), Кейго признал бы, что да, это осада, и да, он видит существ, которыми кишит город, и да, он знает, что происходит (насколько это вообще можно знать), и нет, он не хочет иметь с этим ничего общего. Он и Арисава и Мизуиро прокрались тогда в подвал и видели, как Куросаки и Ишида и Ясутора прошли сквозь те ворота.
Шли бы вы теперь по домам, сказал лавочник и улыбнулся из-под веера. Скоро все уладится.
Потом Кейго вычислил для себя, что произошло. Ничего не "уладилось". Была битва. В тот самый загадочный день несколько месяцев назад, когда что-то странное случилось со временем, и несколько часов куда-то пропали, и все говорили о том, что надо добиться от правительства или еще кого-нибудь, чтобы провели расследование (примерно как в Секретных материалах), но дальше разговоров дело не зашло. И после этого Куросаки подменили инопланетяне, а Ясутора и Ишида и Иноуэ так и не вернулись, и только монстры заполонили улицы.
Хорошо, что те двое гостей сделали что-то с памятью его сестры перед тем, как исчезнуть. Благодаря этому она хотя бы не задает неудобных вопросов.
Кейго знает, что Арисава что-то задумала. Ну, флаг ей в руки, верно? Она же у нас крутая каратистка и все такое. Ей, наверно, не снятся кошмары про то, как эти штуки заползают в ее спальню через окно и съедают ее живьем. Ей незачем сходить с ума от страха. Она до сих пор уверена, что Иноуэ жива. Ей никогда не кажется, что все вокруг бессмысленно, и будущее раскрашено только в серый и черный, и впереди только заваленные экзамены и пустой дом и бесполезная работа и никчемная жизнь и лучшее, что он может сделать – шагнуть с края крыши и прекратить все это...
Полгода назад все не было так плохо. Нет, ну реально.
Если там и правда была война, Кейго готов поклясться, что она была проиграна.
Может быть, если бы я что-то из себя представлял, все было бы по-другому, думает он и смотрит на медленно надвигающиеся облака за окном под бесконечный монотонный бубнеж учителя.
---------------------------------------------------------------------------------------------
Мизуиро рыщет по городу. Не как тигр или лев – мысль вызывает улыбку, ту самую очаровательную улыбку, которая так нравится женщинам – некрупный зверь, но с хорошим нюхом на вранье.
Он не винит Кейго, и боже упаси, он ни в чем не винит Тацуки. Человеческая натура такова, что мы ищем объяснение всему, а потом цепляемся за него, каким бы нелепым оно ни было.
Мизуиро – атеист и философ. Он приемлет только то, что доказано. То, что ему позволяют видеть – не доказательство. То, что ему говорят – тем более.
После нескольких месяцев наблюдений он решил принять на веру, что по городу бродят хищные существа. В этом сомнений быть не может.
Он еще не решил, на верной ли стороне Тацуки, или же она совершила ужасную ошибку.
...в конце концов, Куросаки Ичиго выбрал эту же сторону, ведь так? И его друзья следом за ним. И посмотрите, что с ними стало.
Лучшая стратегия - наблюдать, потом сделать выводы и, наконец, действовать.
Одна из его подружек как-то показала ему, как стрелять из пистолета. Он не забыл науки.
------------------------------------------------------------------------------------------------------
Ишида Рююкен глядит из окна своего кабинета и отчетливо видит водовороты рейацу и перепутанные духовные нити, словно отпечатки грязных пальцев по всему городу. Не просто видит - чувствует и их, и растущее, гнетущее давление, которое вместе с ним ощущает и вся Каракура.
С последствиями он каждый день имеет дело в госпитале. Убийства. Нападения. Несчастные случаи по неосторожности, которая на поверку оказывается вовсе не случайной. Ах да, и, разумеется, попытки суицида. Постоянное давление оказывает воздействие на всех, кто может его почувствовать, даже если они и не осознают, с какой стати жизнь постепенно становится невыносимой, а смерть кажется таким удобным выходом.
Его собственная жизнь теперь подчинена одной лишь тщательно сдерживаемой ледяной ярости. Он зол как черт - на тварей, которые отняли у него сына, на сына за то, что был таким идиотом и отправился им в лапы, и, наконец, на шинигами, которые сделали все возможное и невозможное для того, чтобы усугубить ситуацию и довести ее до катастрофы. Они истребили квинси только за несоответствие их высоким стандартам; так где же были они сами, когда они были так нужны?
Ему хотелось бы верить, что сын еще жив, но все доводы рассудка твердят обратное. Если бы только он тогда проявил строгость, если бы удержал мальчика хоть бы и силой, пока чертов Куросаки не отбыл бы куда глаза глядят, если бы сумел уговорить его, если бы тщательнее обучал его, когда он был ребенком...
Ишида Рююкен больше не принимает звонков из Клиники Куросаки. Ему нечего сказать ни этому человеку, ни тем, с кем он связан.
Иногда он предается досужим размышлениям, что было бы, если бы та знаменитая резня много веков назад окончилась победой квинси? Поставить шинигами на место, истребить Пустых как вид – мир, очищенный от скверны, в котором живым людям нечего опасаться...
Он обнаруживает, что его пальцы судорожно стискивают подоконник, и осторожно разжимает их. Врач должен беречь руки.
В конце концов, все сводится к этому: последний квинси, один под зимним свинцовым небом в ожидании конца света, когда духи мертвых пожрут живых. Позор, что сын может умереть раньше отца. Он знает, что его собственный отец был с ним в этом вполне солидарен.
Он будет заботиться о живых до тех пор, пока это в его силах. До мертвецов ему дела нет. Называют они себя Пустыми или шинигами, все они одинаковы – чудовища, лжецы и убийцы. После смерти не должно быть ничего, кроме забвения, и никто не должен пробуждать усопших от сна.
Возможно, наилучшим выходом было бы истребить их всех. Из сострадания.